В ходе откровенного разговора за жизнь с Игорем Дивеевым, состоявшегося еще в безмятежном испанском Кампоаморе, выяснились многие любопытные и доселе неизвестные широкой публике детали из биографии нашего защитника, которыми медиагруппа CSKA TV спешит поделиться с армейскими болельщиками перед встречей с «Уфой».

— Однажды в детстве ты отыграл остаток матча со сломанной ногой. Как это вообще возможно?
— Хромал, бегал, мучился. До конца еще оставалось минут тридцать, может быть, больше или меньше, не помню. Мы выиграли, и я поехал в травмпункт. Доктор спросил: «Как ты играл со сломанной ногой?!» — «Как-то играл». Нога была настолько огромная, что он не понимал, что у меня.

— Твоя самоотверженность на поле — откуда она? Это врожденное или приобретенное?
— Я думаю, от отца, он у меня по-спортивному наглый, не любитель проигрывать. Даже когда мы в детстве боролись, он никогда не давал никакой форы. Я проигрывал, злился, потому что он говорил: «Надо всегда злиться!» Еще однажды Шамиль Газизов зашел в раздевалку и сказал: «В футбол девочки не играют». Я сразу вспомнил слова отца. Так что все это у меня в крови.

— Игоря Акинфеева ты впервые увидел вживую, кажется, в десять лет. Как это было?
— Он с Элвером Рахимичем приезжали к нам в Уфу в рамках социальной программы, это первый случай. А второй, мой любимый, — это как я попал на матч Россия — Германия в Лужники. В Уфе мы участвовали в детском турнире, и нам объявили, что лучший игрок поедет в Москву. В финале дошло до серии пенальти, а я тогда был вратарем (улыбается). И помню, что забил или решающий одиннадцатиметровый, или один из последних, третий или четвертый. Организаторы спросили у главного тренера, кто лучший игрок матча. Он говорит, Дивеев. И нас с мамой отправили в Москву. Походили по Красной площади, переночевали в гостинице, а 10 октября я пошел на футбол.

Мы выходили на поле с игроками сборной Германии, и мне достался Озил. Причем я единственный из детей вышел в +5 градусов тепла в шапке, как клоун (смеется). У меня была такая черная шапочка, на ней звезда и написано SHERIFF. Мне нельзя было вставать к маленьким игрокам, потому что уже тогда я был 160 или 170 сантиметров, высокий. Оставались Боатенг, Мертезакер и Озил, и меня поставили с Озилом. Нам еще выдали флажки, которыми нужно было махать. Какое там махать, у меня руки тряслись, всего трясло (смеется).