10 ноября — очередная годовщина крупной аварии, в которую попал голкипер Вениамин Мандрыкин. Экс-вратарь ЦСКА и сборной России уже больше 10 лет прикован к кровати после того, как на скорости далеко за 200 км/ч влетел в дерево. Четыре человека (двое из них — одноклубники Вениамина) практически не пострадали или получили легкие травмы. У Мандрыкина — полный паралич.

В последние годы вышло много текстов о том, как Вениамин живет сейчас. Этот материал — мозаика футбольных и нефутбольных историй, напоминающая о том, что Мандрыкин — прежде всего, был крутым голкипером.

Поездка по США как фактор продолжать карьеру

Забавно, но Мандрыкин был близок к тому, чтобы бросить футбол, толком не начав заниматься им профессионально — в 12 лет. «Жизнь подростка состоит из учебы в школе и свободного времени. Когда в моей жизни появился футбол, автоматически стало меньше свободного времени. А мы с друзьями в свободное от учебы время уже стали зарабатывать деньги. Покупали жвачку, шоколадки. Приходили в школу королями, угощали девчонок. А футбол никаких дивидендов не приносил, к тому же отнимал драгоценное время».

А тут еще и в больнице пришлось 3 месяца пролежать — желтуха.

«Как только вышел из больницы, приехал к нам домой мой тренер (его я первым считаю) Валерий Горохов: «Давай снова в футбол!» Я отказался. Он говорит: «Через три месяца приеду, когда тебе можно будет тренироваться, поговорим». Приехал: «Давай начинай, через неделю в Москву на турнир ехать». Но я все равно не хотел. Он: «А летом мы в Америку летим». И я подумал: «Америка — другое дело! Надо слетать. А потом брошу», — рассказывал Мандрыкин.

Вениамин впечатлил игрой в воротах что в Москве, что уже во время североамериканской поездки на международный юношеский турнир. Команда Мандрыкина его в итоге выиграла (в полуфинале убрали англичан, в финале — ирландцев): «Может, — думаю, — что-то и получится?» И дальше уже серьезно начал заниматься».

Ради поездки папа взял в кредит 200 долларов, чтобы Веня мог хоть что-то купить в Америке. С бутсами и перчатками помогла «Алания»: Купил маме духи, сестре — куклу, отцу — ружье, винчестер, как у ковбоев на Диком Западе. Не настоящее, конечно.

Жили в семьях. В первый приезд втроем в одной семье жили. А на следующий год, когда снова туда поехали, — вдвоем в той же семье. Мы тогда второе место заняли — в финале канадцам проиграли».

Кстати, семейные затраты на поездку в США Мандрыкин отбил — за победу на турнире получил как раз 200 долларов, пусть их выдали уже спустя пару месяцев во Владикавказе.

Похищение невесты

Мандрыкин родился в Оренбурге — его отец приехал на учебу из Красноярского края, где встретил будущую жену. Но уже через год после рождения Вениамина семья вернулась поближе к Кавказу: «Отец всегда очень любил горы, да и вообще природу Кавказа. Каждый раз, когда у него спрашивали о причинах переезда, он расхваливал климат и говорил: «Лучше Северный Кавказ, чем Южный Урал».

Некоторые кавказские традиции Мандрыкин, пусть и вынужденно, воспроизвел уже во время учебы в институте — например, когда похищал невесту.

«Познакомились с ним в институте, — рассказывала жена Мандрыкина, Диана. — Наши факультеты, я учусь на инязе, а Веня на физвоспитание, находятся в одном здании. Вот общий знакомый и представил нас. Все говорил: «Это же Мандрыкин, игрок «Алании». Ты что не знаешь?» А я действительно не знала: очень далека была от футбола. Но когда посмотрела на высокого парня, он мне сразу понравился. Веня стоял такой скромный, хороший…

Мои родители, а я наполовину осетинка, наполовину узбечка, решили переезжать на постоянное место жительство в Ташкент. Папа как раз уехал покупать билеты, а мамы не было дома. Мой любимый позвонил и сказал, чтобы я собирала вещи, он едет меня воровать… Рассчитал все четко. Уже вечером Венина мама связалась с моими и успокоила их. Кстати, родители так никуда и не уехали.

— А предложение он вам как сделал?

— Честно говоря, и не помню…

— (Вениамин). Так ведь я же позвонил ей и сказал, что еду ее воровать. Это и было предложение! Разве этого не достаточно?

Пара прожила в браке 11 лет, родив двоих детей — сыновья Давид и Даниил. Развод оформили в январе 2011-го — меньше чем за год до трагической аварии. «Мы вместе решили, что на данный момент для нас обоих так будет лучше. Расстались мы друзьями, ничего не делили. На его отношения с детьми развод никак не повлиял. В свободное время Веня мчался к детям, гулял с ними в зоопарке, ходил в кино. Дети до сих и не знают, что мы не живем вместе, ведь рабочий график у футболистов плотный», — говорила Диана сразу после ДТП с Вениамином.

Первый разговор с Гинером

После «Алании» Мандрыкин легко мог оказаться в другом московском клубе — и на тот момент куда более статусном — «Спартаке». Вениамина звали, но он отказался — как признавался потом, была мечта стать чемпионом не с красно-белыми.

«Они тогда еще все выигрывали, казалось, это будет длиться вечно. Хотелось более острых ощущений. И тут Гинер начал скупать игроков. Я подумал: «Вот с ЦСКА и стану чемпионом». Плюс очень хорошие условия предложили. Как раз в те дни дал интервью, в заголовок вынесли фразу: «ЦСКА стоит того, чтобы забыть о загранице».

Когда обсуждали мой переход из «Алании», встречались с Гинером дважды. Первый раз — в Новогорске. Я там был с молодежкой, которую тренировал Газзаев. Тот уже знал, что со следующего сезона возглавит ЦСКА. Увидев Гинера, поднял большой палец: «Веня, советую прислушаться к Евгению Ленноровичу…» Второй раз общались в армейском клубе. Снова уговаривал, а я думал: «Зачем менять шило на мыло? Да, красиво излагает, будет строить новую команду. Но через год уйдет, а ты ковыряйся в этом болоте до конца контракта». Тогда никто не верил, что Гинер в ЦСКА всерьез и надолго».

Мандрыкин во всех интервью отзывается о президенте ЦСКА крайне положительно: «После прихода в ЦСКА часто с ним говорили по каким-то рабочим моментам. Футбол обсуждали. Больше всего в молодом Гинере подкупала одна черта: что говорил — делал, что обещал — выполнял. Он не просто строил планы о будущем клуба — последовательно воплощал их в жизнь. Его человеческие и деловые качества вызывали и вызывают у меня искреннее уважение».

К слову, после аварии Гинер оплатил перевозку Мандрыкина в Москву и лечение в одном из лучших госпиталей столицы: «Вы не представляете, что это за суммы. Чтоб доставить меня на специальном самолете из Брянска в Москву, держать в реанимации…

— Что за цифры?

— Как мне сказали, если не по квоте попадаешь в НИИ Бурденко, за каждые из первых десяти суток платишь по 30 тысяч рублей. Дальше — по 20 тысяч. Провел я там около десяти месяцев. Плюс мини-операции для дыхания. Оплачивал все Гинер. Сразу же написал гарантийное письмо от футбольного клуба».

Отец, воспоминания о горах

Мандрыкин довольно рано потерял отца (в 17 лет), но часто в интервью рассказывает об одном из самых сильных детских воспоминаниях — походах с папой в горы.

«Он с пяти лет брал меня с собой. — вспоминал Мандрыкин. — Заранее разрабатывал маршруты так, чтобы по световому дню мы успевали преодолеть какой-нибудь хребет и вернуться домой.

И вот мы поднимаемся в горы, а я уже устал и начинаю жаловаться, что больше не могу идти. А отец говорит, что нельзя останавливаться, хотя бы медленно, но надо идти. Потому что если не успеем до темноты, то это очень опасно. Кроме того, вечером становилось довольно холодно, в горах много шакалов. Я уже чуть не плачу: «А можно на карачках идти?». «Как угодно. Главное, всегда двигайся вперед!». И вот я на четвереньках, из последних сил шел за ним. Это очень сильно закаляло характер.

Помню, однажды мы поднялись на хребет, а там на площадке стоит стол со скамейками и рядом крест. Отец объяснял, что в этом месте человек сорвался в обрыв и разбился. И вот специально, чтобы путник мог отдохнуть, перекусить и помянуть погибшего, сделали такую площадку.

— Страшно в горах?

— Очень страшно. Я больше всего боялся подойти к обрыву и посмотреть вниз. А однажды мы забрались так высоко, что дошли до снега. И я так удивлялся — лето в самом разгаре, а у меня снег под ногами!»

Мандрыкины перестали ходить в горы в 1992-м — Вени было одиннадцать. В 1992 году начался Осетино-Ингушский конфликт, и в горах стало очень опасно. Хотя этнические конфликты на семье вратаря не сказались, несмотря на неспокойное время: «До распада Советского Союза не было вообще никаких проблем. А вот потом повсюду начались сепаратистские настроения, национализм. Я вот даже помню, как говорили, что создадим сборную Северной Осетии по футболу.

Мы на тот момент уже 10 лет как жили в Осетии и воспринимались как свои. В команде ребята тоже относились нормально. Но, на самом деле, в девяностые не было ни своих, ни чужих. Местные бандиты, ребята постарше с твоего же района, могли залезть в твой дом и не пощадить никого из-за тысячи долларов. Из-за 50-100 долларов грабили и убивали прямо на улице. И так было по всей стране, не только на Кавказе. Ну, может, на Кавказе чуть более выражено.

На Кавказе два главных вида спорта — борьба и футбол. В борьбу меня особо не тянуло. Так и пошел с ребятами за компанию в футбольную секцию. Все мальчишки мечтают быть нападающими, забивать голы. Вот и меня больше тянуло к чужим воротам. Но однажды наш вратарь травмировался, и тренер поставил меня в раму. А я уже тогда выделялся ростом. Ну и как-то с первых же игр стало хорошо получаться».

«Бордо», «Лечче» и «Рубин» — где еще мог оказаться Мандрыкин?

Кстати, о загранице. Мандрыкин мог уехать в топовый чемпионат еще до переезда в Москву — в январе 2000-го игроком «Алании» ездил на просмотр в «Бордо»: «Четко помню цифру — 600 тысяч долларов. То ли «Алания» столько просила, а французы отказались. То ли они предложили шестьсот, а во Владикавказе ответили: «Мало». В общем, не договорились».

Вениамин на тот момент провел всего семь или восемь матчей за основу «Алании», поэтому чередовал тренировки во Франции с главной командой и дублем. «Пока основа готовилась к матчу, работал с ней. Когда уезжала на выезд, меня отправляли во вторую команду. Где полно молодежи из Африки. У каждого в раздевалке свой шкафчик. Я после тренировки оделся, хвать по карманам — денег нет! Сказал Лешке Косоногову, который уже подписал контракт с «Бордо». Он позвонил управляющему. Вора не нашли, но вскоре меня вызвал президент клуба, извинился за инцидент и отсчитал девять стодолларовых бумажек».

Мандрыкин не жалел о том, что не получилось договориться с французами: «В Бордо в итоге 10 дней пробыл. Сильная была команда — Ласланд, Мику, Вильтор… Не договорились, но я был рад. Там вратарь стоял из сборной Франции. Мне сказали, что его скоро продадут. А он еще лет десять отыграл! Я же в 2000 году в «Алании» лучшим вратарем страны стал, а в 2001‑м перешел в ЦСКА».

Правда, еще до этого перехода за голкипером следил клуб из Серии А: « Через полгода после возвращения из «Бордо» начал стабильно играть в премьер-лиге, неплохо проявил себя в юношеской сборной. Во Владикавказ приезжал тренер вратарей «Лечче», одобрил мою кандидатуру. «Алания» выставила за меня уже два миллиона долларов. Итальянцы готовы были заплатить миллион двести. Потом сказали: «Ладно, подождем. Скоро твой контракт закончится, и заберем». Но летом я все-таки ушел в ЦСКА. А получила за меня «Алания» даже меньше, чем давал «Лечче». Умеет Гинер убеждать».

Интересный факт: переход Мандрыкина в ЦСКА — первый успешный агентский кейс легенды армейцев Виктора Панченко: «Веня еще в «Алании» считался большим талантом, юношескую сборную вытащил во все финалы. Но в Европе уже тогда отмечали: в игре ногами следовало бы прибавить.

— Из-за этого проиграл конкуренцию в ЦСКА 16-летнему Акинфееву?

— Конечно. Игорь в шестнадцать раздавал передачи на сорок метров! С ним защитники чувствовали себя спокойно. Вене же откатят мяч — и паника. То в аут пульнет, то чужому».

К слову вторым, кого Панченко привел в ЦСКА, был Юрий Жирков.

Уже потом, когда Игорь Акинфеев окончательно застолбил место основного голкипера, Мандрыкин просил у Гинера отпустить его в другие клубы РПЛ: «После 2005-го я раз в год подходил с этим к Евгению Ленноровичу. Он отвечал: «Все понимаю». «Сатурн» интересовался, из «Рубина» Кафанов за мной приезжал — не смогли договориться с ЦСКА. Мне страшно хотелось играть! Узнаю, как спокойно годами себя чувствовал Чепчугов, все его устраивало — меня это убивает. А он так и досидел до конца контракта».

Мандрыкин ушел из ЦСКА в аренду в 2008-м в «Томь». Больше за ЦСКА он не провел ни одной игры, проехав по арендному маршруту Томск-Ростов-Нальчик-Брянск. Но до той самой злополучной аварии Вениамин продолжал числиться игроком армейцев.

Дебют во время трагедии

Первую игру за ЦСКА Мандрыкина помнят все по черному дню в истории клуба — в столкновении с игроком «Анжи» Будуном Будуновым получил тяжелую травму головы и впоследствии скончался Сергей Перхун.

Мандрыкин вспоминать тот момент по понятным причинам не любит. Единственный раз, когда раскрыл тот эпизод более-менее подробно — у Голышака и Круглова.

«Это был первый случай, когда я заменил Перхуна. Но не последний — я и лежал на том самом месте, где он умер. Он же неделю в Бурденко пробыл. Таких боксов в первом отделении штук пятнадцать. Место номер один — для самых тяжелых больных. Я там провел четыре месяца — пока сам дышать не начал.

Мне даже рассказали, почему он умер. Кости черепа были тоньше, чем у обычного человека. В момент удара череп треснул, кровь стала поступать внутрь. Если б в Махачкале сразу сделали МРТ, поняли бы — необходима срочная трепанация. Вскрыли бы череп, убрали всю кровь, не было бы никаких последствий. Кровь же давит на мозг! Просто упустили время. У Петера Чеха травма была тяжелее. Но там Лондон, а здесь — Махачкала.

Со скамейки казалось — ничего необычного. В 2000-м на сборах с «Аланией» играли против минского «Динамо». Точно такой же эпизод, сталкиваюсь с кем-то лбом. Для меня все завершилось тремя швами, для Перхуна — смертью. Я спросил медсестер, которые через неделю отключали Серегу от аппаратов: «Почему так вышло?» Объяснили. Когда привезли — было поздно спасать, половина мозга умерла.

Мы подружиться не успели. Я к тому времени всего месяц был в ЦСКА. В Махачкале гостиница маленькая, нас поселили в трехместном номере — Перхуна, Гогниева и меня.

Садырин на похоронах сокрушался: «Это третий футболист ЦСКА, который при мне гибнет — Еремин, Мамчур, Перхун…» Он жутко переживал. А с семьей Перхуна потом общался Сергей Семак. Собрали деньги всей командой, когда выиграли чемпионат — снова скинулись».

Скорость

До 2010-го у Мандрыкина, по его словам, было всего одно ДТП — и то по чужой вине, но тогда все обошлось поцарапанной машиной.

«Я с 19 лет за рулём. Первая машина — «Жигули», семерка. Друзья научили водить ещё во Владикавказе. Фанатом тачек никогда не был, но погонять любил. На «Мерседесе» на МКАД клал стрелку спидометра — 260 км/ч (во время аварии в Брянске на спидометре было 240 км/ч — Sport24). С ребятами из ЦСКА по молодости устраивали заезды — много там было любителей наперегонки покататься: два Дениса — Евсиков и Попов, Спартак Гогниев».

В другом интервью Вениамин рассказывал подробности клубных заездов: «Если по прямой гонишь — никакого страха. Вот приоткроешь окошко — оглушает! Ветер лупит с такой силой, что ударной волной стекло может вынести!

— Кто-то из футболистов ЦСКА говорил: «С Веней ездить было жутко. Одной рукой держит руль, другой набивает SMS. Гляжу, а у него на спидометре 200».

— Еще и сигарета была. Ха! Когда база ЦСКА находилась в Архангельском, мы, молодые, созванивались — и выезжали одновременно. Кто быстрее до базы долетит. Потом созваниваться перестали, если видели друг друга на трассе, начинались зарубы.

— Кто был главным конкурентом?

— У Дениса Попова машина мощнее. Спортивный кабриолет «Мерседес» SL 60. Небольшой автомобиль с шестилитровым мотором.

— А у вас?

— «Мерседес» CLK, объем 3,2. Но я первый приезжал! Останавливаешься за воротами базы, выходишь — а у тебя колодки дымятся».

Денис Попов потом вспоминал, что Гинер и Газзаев часто высказывали футболистам-гонщикам за заезды: «Но мы особо не слушали. Пока ты сам не придешь к пониманию того, что нужно быть осторожным — бесполезно что-то объяснять.

Хотелось как-то переключиться после футбола — тренировок, режима, замкнутого пространства. Речь не о том, чтобы напиться и почудить. Я садился в машину и просто катался по Москве. Когда тебе 20 лет и у тебя мощный автомобиль — считаю, это было неизбежно.

Очень многие сейчас гоняют в нетрезвом состоянии. У нас такого не было. За все время только одна серьезная авария — с Веней. Конечно, после таких историй что-то переосмысливаешь в голове. Думаешь: «Не надо гневить Бога!». Я после Вени тоже зарекся быстро ездить. Какое-то время удавалось.

Полноценное понимание только с возрастом приходит. Вот мне сейчас 41 год, трое детей, и то иногда бывает — сядешь в машину, включил музыку хорошую. Дорога более-менее пустая — раз, и выскочил куда-то, прокатился быстренько».

Конкуренция с Акинфеевым

Самый крутой сезон Мандрыкина — 2003-й год. Больше половины матчей в основе ЦСКА (19 и всего 22 пропущенных мяча), чемпионский титул, дебют за сборную России, рождение сына — в общем, все складывалось.

Но именно в этом году за армейцев дебютировал Игорь Акинфеев — человек, который на десятилетие застолбит первый номер что в клубе, что в сборной.

«Первый раз увидел Игоря, кажется, в 2002-м. Я травмировал мениск, в Германии оперировался. Игоря привлекли к тренировкам с основой. Пару матчей был в запасе у Крамаренко. Затем в ЦСКА пригласили Нигматуллина. А на сборы Акинфеева в 2003-м взяли.

Когда понял, что конкурент серьезный? Трудно сказать, но после победы в Кубке УЕФА стало очевидно: из ЦСКА надо уходить, если хочу играть. Первым номером будет Акинфеев. Почему? Такой титул завоевали! Если прежде я боролся, конкурировал — то сейчас всё. По отношению Газзаева было понятно, что ставка на Акинфеева. В 2007-м у Игоря травма, полгода восстанавливался. Месяца четыре Газзаев ко мне относился мягко. Только поддержка: «Играй!» Чем ближе к выздоровлению Игоря, тем больше придирок. Ясно: вот Акинфеев выздоровеет и встанет в ворота. Меня зачехлят.

— Со стороны Чанова (тренер вратарей ЦСКА — Sport24) отношение такое же?

— Нет. Чанов со всеми нормально общался. Но он ничего не решал. Первое, второе и третье слово за Газаевым. Как скажет, так и будет.

Сам Чанов ситуацию с Мандрыкиным видел несколько иначе: «Веня сам своей игрой давал повод, действовал небезошибочно. И всё это передавалось полевым игрокам. Была видна разница между ним и Игорем. Что помешало ему оставаться на топ-уровне? Думаю, та же психология. Вопрос характера.

Но обид и зависти и не помню. Настолько был отличный микроклимат и ребята хорошо друг к другу относились. Никаких подлостей и подковерных игр. Наоборот, я уже как-то рассказывал: готовы были шнурки друг другу перед матчами завязывать. Так переживали друг за друга.

У нас в целом была отличная вратарская бригада, в которой абсолютно всем было комфортно друг с другом. Акинфеев, Мандрыкин, Габулов. Настоящая команда в команде».

На вопрос, мог ли кто-то из сменщиков Акинфеева (включая Мандрыкина) посадить на лавку здорового Игоря, Чанов отвечал так: «Только если поначалу, в самом первом сезоне. И то Газзаев специально так делал — Игорь 3-4 матча играл, а потом ему давали отдохнуть. Валерий Георгиевич спрашивал меня: «Как думаешь, может, паузу дать? Передернуть вратарей?».

Было понятно, что запускать Игоря в таком возрасте, в 16 лет, сразу по полной программе рискованно. Психика неокрепшая и так далее. Но уже после зимних сборов 2004 года стало ясно — номер один. Без вопросов.

И потом уже, когда он все и всем доказал, представить живого-здорового Акинфеева в запасе ЦСКА, соглашусь, было невозможно. Лично я такой ситуации не припомню. За все эти годы — ни разу».

Несмотря на это, отношения Мандрыкина и Акинфеева всегда были нормальными. «Дружим ли? Ну, в рестораны вместе не ходим. Но на сборах общаемся постоянно», — рассказывал еще во время карьеры Вениамин.

Акинфеев с Чановым навещали Мандрыкина после аварии — тоже очень показательный момент.

Чемпионский тост и Ролан Гусев

Еще одна кавказская традиция — тосты. Мандрыкин признавался, что умел говорить длинные и красивые тосты, но после одного случая в ЦСКА охладел к этому:

«В Осетии чтят застольные традиции. Тостов много, строгая очередность. Первый — за Бога, второй — за Святого Георгия… Нельзя молча накатить или сказать: «Ну, будем!» Пока старший не произнесет следующий тост, к бокалу никто не притрагивается. Но за столько лет в Москве я уже от всего этого отвык. Отчасти из-за Гусева.

— Почему?

— Вспоминаю 2003 год, банкет по случаю первого чемпионства ЦСКА. После двух-трех тостов поднимаюсь, начинаю говорить, а Гусь за рукав дергает, смеется: «Зверь, хорош! У себя в горах будешь речь толкать. Давай здесь без лишних предисловий. Очень уж выпить хочется…» Вот с того момента я к тостам охладел. Да и не отличались они в ЦСКА разнообразием. «За команду!» «За тренера!» «За руководство!» Все твердили одно и то же».