RSS
5 
555 
Об этом интервью, признаюсь честно, мечтал много лет. Столько же, сколько уважал первого вратаря России, и с каждым очередным отрезком его карьеры все больше убеждался в том, что Игорь Акинфеев входит в топ-3 отечественных голкиперов всех времен наряду со Львом Яшиным и Ринатом Дасаевым.
Да, «Золотой мяч», как Яшин, он не получал, лучшим вратарем мира, как Дасаева, его не признавали — но первое место в Европе по преданности своему клубу, которое голкипер ЦСКА держит уже несколько лет, дорогого стоит. Наряду с выигранным Кубком УЕФА, полуфиналом Евро-2008, выходами в четвертьфинал ЧМ-2018 и Лиги чемпионов-2009/10, шестью чемпионскими титулами в России, десятью трофеями лучшему вратарю сезона в стране, раньше известными как приз журнала «Огонек». И уже двадцатью годами официальных матчей за первую команду армейцев, которые Игорь Владимирович отметит нынешней весной.
36-летний вратарь и до этого разговора представлялся мне личностью очень цельной и знающей, чего хочет от жизни и от себя, — что сейчас для меня только подтвердилось. Порадовала прекрасная, почти литературная русская речь. И обратило на себя внимание то, что рассказывая интересные и важные вещи, Игорь ни разу никого не то что не оскорбил, а даже не покритиковал. Пошутил, по-доброму подколол — это случалось. Но не было ни капли злословия и ожесточения. Ему просто не нужно самоутверждаться за чужой счет. Он слишком многое для этого прошел.
Зато о том, как внутренне — никто ведь этого не видел! — переживает большой вратарь свои неудачи, как встает после них и приходит к победам, Акинфеев рассказывает охотно и откровенно. Он все помнит.
Я плакал и лупил в эту стенку...
— Начну с вопроса от вратаря «Динамо» Игоря Лещука, сразу сказавшего мне, что вы — человек, с которым он из всех футболистов мира хотел бы пообщаться больше всего.
— Так в чем проблема? Я открыт, готов к разговору и надеюсь, что посидим и пообщаемся.
— Вот что сказал Лещук: «Интересна психологическая подготовка Игоря, чтобы так долго играть на таком уровне. До сих пор Акинфеев — лучший вратарь России. Как сезон за сезоном заставлять себя так играть? Физически ему ведь сейчас тяжелее, чем раньше. Вратарский мир узок, и говорят, что он сейчас не делает всех упражнений, которые делал раньше. Мы спорим с Антоном Шуниным. Он говорит, что это — талант, а я — что помимо таланта очень многое идет от головы. Игорь очень уверен в себе, не копается в голове, он всегда знает свой уровень».
— Не буду говорить в категориях «лучший — худший», тут критерии всегда размыты. Сегодня ты можешь играть хорошо, а завтра у тебя будет спад. Я никогда в жизни не считал себя лучшим. Думаю, что все люди, которые занимаются своим любимым делом — не только футболом, — заслуживают уважения.
Мне теперь скрывать по большому счету нечего. Годы в обратную сторону не идут. Есть упражнения, которые я раньше делал с удовольствием, а сейчас не могу выполнять априори из-за колена. Его нужно беречь. Здесь и так все понятно, не надо никому ничего объяснять. Хотя за меня многие всю жизнь всё объясняют. Знают, как и с кем я тренируюсь, или вообще не тренируюсь, хотя никто этого в жизни не видел. Это очень смешно, глупо и, наверное, неправильно. Никогда не говорю про другого человека, которого не вижу в деле.
Что касается психологии, то подчеркну одну историю, тем более что она идет с детства. У меня боевой отец, который миллион раз заставлял выбивать мяч от ворот в манеже ЦСКА. Сначала это была футбольная стенка, которая стоит за воротами. Со слезами на глазах, под жестким строгим отцовским взглядом я плакал и лупил в эту стенку. Сначала не получалось, потом — всё выше и выше. И, наконец, я перебил эту стенку и понял, что мы чего-то добились.
Это пригодилось на протяжении всей моей карьеры. Скорее всего, отец заложил в меня это качество, которое всегда помогает. Да, в футболе у меня были разочарования, глупые пропущенные голы на чемпионате мира. Но я прекрасно понимал, что если сейчас опущу руки, то никогда уже не встану, и меня просто растопчут.
— Мне всегда хотелось понять, как вам удалось встать после ЧМ-2014 в Бразилии. И конкретно гола в матче с Кореей.
— Период после этого гола был ужасный. Перед глазами пронеслась вся моя футбольная карьера. Я понимал, что сейчас пойдет уничтожение. Наверное, это и правильно, потому что люди смотрят и ждут. Всегда говорил, что если ты приходишь в театр, то актер должен сыграть на высшем уровне, потому что ты заплатил за это деньги. А я подвел многомиллионную армию болельщиков.
Выходил на тренировки, делал вид, что у меня все хорошо, поскольку знал, что будет много журналистов. Видел все взгляды людей, сканировал их, понимал, что каждый из них думает. В тот момент меня поддержали родители и жена. Но при этом я понимал, что хоть семейная поддержка крайне важна, но именно мне самому нужно встать и идти дальше.
Но после этого был еще и эпичный матч с Алжиром, когда я ошибся на выходе. Тот турнир у меня полностью пошел наперекосяк. Но, с другой стороны, понял, что это колоссальный опыт. У тебя может быть черная полоса — и, как на ЧМ-2018, белая. И когда там меня уничтожали, а здесь восхваляли, мне уже было по большому счету все равно. Я знал эту грань между низом и верхом.
— Как вы думаете, если бы в вашей жизни не было 2014 года — случился бы 2018-й? Можно ли говорить о том, что неудача в Бразилии дала вам закалку, которая помогла четыре года спустя в России?
— Так утверждать не могу. Во-первых, главный тренер сборной выбирает футболистов, которые ему нужны. После ЧМ-2014 я прекрасно понимал, что если бы меня не вызвали, мне было бы, наверное, легче. Но на носу был Евро-2016, который лично для меня сложился более-менее нормально. Потом — ужасный Кубок конфедераций, где я ошибся в игре с Мексикой... Многие люди не понимают те моменты, которые происходят на поле. И даже сам не понимаю, как в них сделать все правильно. Вроде делаешь как надо, а тебя опять по носу щелкают.
— После Кубка конфедераций было так же тяжело, как после Бразилии?
— Трудно выдерживать давление болельщиков, когда на улицу сложно выйти. Не можешь просто пойти в магазин, приехать на заправку, пойти в кино. Я понимал, что всегда найдутся один-два человека, готовые вылить грязь. А я не хотел ни с кем ругаться. На тот момент — да, разочарование было. Но, слава богу, 2018 год расставил все по своим местам.
— Помню, как вас поддержал Александр Розенбаум, сказавший: «Если гнобить человека за одну-две ошибки после такой карьеры, значит, вы не журналисты и не болельщики, а козлы».
— Да, читал его комментарий. Мы один раз даже пересеклись. Сергей Жуков открывал первый «Руки Вверх бар» в Санкт-Петербурге, и мы туда полетели. А потом с директором группы в Москву возвращались и в ВИП-зале встретили этого выдающегося человека. Сфотографировались, парой слов перекинулись. Я понял, что он — искренний, добрый человек. Прекрасно понимает, что и в музыке, и в футболе, и в других вещах кто-то может ошибаться.
То, что он сказал, — наверное, слишком громкое слово. Просто, еще раз говорю, порой надо сглаживать углы. Все мы люди, всем нам бывает грустно, плохо, мы хотим поплакать или посмеяться, и никто этого не отменит. В жизни бывают и светлые, и темные полосы. Сейчас я к этому начал относиться совершенно спокойно.
— Не слышал эту цитату. Не могу согласиться. А если ты гол привез? Наоборот, когда есть конструктивная критика — это хорошо. Есть за что хвалить меня и команду — тоже хорошо. Все должно быть по делу!
— Не забуду, как Капелло после матча с Алжиром начал кивать на лазерную указку с трибун, которой якобы ослепили вас в момент роковой подачи. А вы в это же время честно сказали журналистам в микст-зоне, что указка была на несколько минут раньше и к голевому эпизоду отношения не имела.
— Думаю, что Фабио меня таким образом защищал. И я благодарен ему за те моменты, когда он меня поддерживал. Не надо хвалить, но надо поддерживать, когда тебе трудно.
— Для вас в успехе на ЧМ-2018 сыграло какую-то роль, что в ноябре 2017-го матчем с «Бенфикой» закончилась серия с пропущенными мячами в Лиге чемпионов? Сняло это с плеч какой-то груз?
— Мне было обидно пропускать такие голы, как от «Монако» на последней минуте, когда мы дома вели 1:0. Причем ничто этого гола не предвещало. Где-то внутренне думал: когда же все закончится? Хотя прекрасно понимал, что могу это изменить только на поле. Но 43 матча изменить не мог.
С другой стороны, с «Реалом» уже потом было две игры «на ноль», и все начали восхвалять: мол, я стал только четвертым вратарем в мире, который с «Королевским клубом» в обоих матчах двухраундового соперничества мячей не пропускал. Компания, кстати, хорошая — ван дер Сар, например. Но когда годы проходят — эмоции стихают. Сейчас, наверное, порой даже с улыбкой могу вспомнить матчи Лиги чемпионов, когда залетало все что можно. Но тогда — да, было обидно, и это еще не то слово.
В сейве с пенальти от Аспаса моей заслуги — процентов пять. Остальное — везение
— Станислав Черчесов вопросов вам задавать не стал, сказав, что вы с ним пару дней назад говорили. О чем? Часто ли общаетесь?
— Да, общаемся, поздравляем друг друга с праздниками. У него здесь сын на сборах, разговаривали по поводу перчаток одной фирмы — как их можно найти и передать. Я пообещал скинуть контакты, как только найду. Пожелали друг другу удачи.
— О Черчесове вы говорили: «Саламыч только кажется таким жестким. Не думаю, что он тиран. Все в меру, все хорошо». Вы с ним быстро общий язык нашли, когда он сборную возглавил, или время на притирку потребовалось?
— Никакого времени не потребовалось. Он вызвал меня и еще нескольких ветеранов к себе в номер и сказал, что если есть какие-то вопросы, мы можем всегда заходить к нему. Все футбольные моменты будут решаться в личном общении. Так все и было. Мы и на поле могли поговорить, и вне поля. 10-15 минут разговора — и все проблемы снимались.
— Что для вас было эмоционально важнее — бронза Евро-2008 или четвертьфинал домашнего ЧМ? И важно ли при этом выборе, что во втором случае вы были капитаном сборной?
— Для меня все важно. И бронза, хотя многие считают ее незаслуженной, потому что матча с турками за бронзу не было.
— Таков регламент Евро, и я никогда не понимал людей, которые кричали: «Да какое третье место?!»
— Все матчи, которые я играл за национальную команду, для меня одинаково важны. И хорошие, и плохие. Это мой путь, моя карьера. Благодарен Богу, родителям, семье, что на протяжении всех этих лет меня поддерживали, и я прошел этот путь.
— И как он завершился! Словосочетание «нога Бога», появившееся после серии пенальти с Испанией на ЧМ-2018, вам понравилось? Вы тогда поскромничали, сказав, что просто повезло.
— Выражение не понравилось. Я религиозный человек и не люблю таких сравнений. Бог для меня — это пойти в храм, помолиться. Для меня это важно. А такие сравнения — бредятина какая-то, честно.
Бывает в жизни и везение, а не только грустные моменты. А это действительно было везение — может быть, процентов пять моей заслуги, что я ногу правильно выставил. Но ведь Аспас мог вообще по-другому ударить! Совпало и то, когда он пробил и когда я прыгнул. Пазл сложился. И круг замкнулся.
— В каком смысле?
— В детстве у меня была такая история. Старые «Лужники», в которых еще олимпийский факел стоял, год 94-й или 95-й. Мой папа развозил туда сок и взял меня с собой. Пока разгружали, я взял резиновый мячик и спрашиваю: можно туда, на поле, как-то попасть? А раньше охраны толком не было. Подходим — ворота открыты. Заходим внутрь, смотрю на «Лужники», на зеленое поле... И именно на той его половине, где Аспас бил, ставлю мяч на 11-метровую отметку и с двух раз добиваю его в ворота. Это тоже осталось в моей памяти. Именно та половина, те ворота. И спустя почти 25 лет уже не я туда бил, а мне не забили.
— И вы этот момент во время серии пенальти вспомнили?
— Не прямо в серии, а после игры. Я вообще такой человек, что помню все свои моменты — и яркие, и неяркие. Начиная с шести-семи лет, могу рассказать подробно про школу, про то, что было на тренировках. У меня не феноменальная память, но на какие-то события — очень хорошая.
— У вас в день матча с Испанией было ощущение, что все сложится как в сказке?
— Нет. Вспоминаю день финала Кубка УЕФА в 2005-м. Мы были молодые, озорные, понимали, что если проиграем в Лиссабоне, на выезде, то никто камень в наш огород не кинет. А здесь понимали другое — это домашний чемпионат мира, другого шанса не будет. Из группы вышли, но хотелось большего. Видели, как за нас переживают болельщики, хотелось их порадовать хорошей игрой и результатом.
Посмотрел состав Испании — чувствую, что надо как-то держаться, потому что набить могут много. И когда они быстро забили первый гол, думаю: началось. Потом — угловой, пенальти, сравняли. И что-то изменилось. Когда во втором тайме они начали катать, делать 1200 передач, а я увидел, как мы в обороне перестроились, появилось чувство, что они больше не забьют. Так до серии пенальти и дотянули.
— В Катаре испанцы точно так же вылетели от Марокко.
— Видимо, пока им не везет.
— Или к ним уже приспособились.
— Может быть, кстати. Хотя с ними реально очень трудно играть. Но можно. Помню, мы при Бородюке (весной 2006 года. - Прим. И.Р.) 0:0 сыграли, тоже пару раз центр поля перешли. Но если брать тот состав Испании — с Раулем и остальными, — то они должны были нас просто выносить!
— Что бы вы сказали при встрече Андрею Канчельскису?
— Ничего. Я с Андреем хорошо общаюсь.
— А когда он публично заявляет, что Россия купила чемпионат мира?
— Даже не читал, если честно. А то, что он там где-то сказал, — вообще не моя тема. Не могу судить людей.
— Помню вашу цитату после Испании, когда вы на животе прокатились по лужниковскому газону: «В этот момент вообще невозможно контролировать эмоции. Смотрю сейчас на себя — ну и дурак! Но это было искренне. Главное, что у этой команды есть душа и сердце».
— Идиот был, да! Но тогда зашкалило так... Смолов (кстати, Акинфеев с форвардом «Динамо» тепло общались на сборе в Турции, живя в одной гостинице. - Прим. И.Р.) говорил: «А что ты встал? Мы к тебе начали катиться!» — «Федя, да я в этот момент вообще ничего не соображал!» Такая колоссальная радость, 80 тысяч болельщиков прыгают, орут. Адреналин в башку ударил. Зато после игры — кто на допинг-контроль, так Акинфеев первый!
— Долго держали?
— В Новогорск приехал в половине четвертого ночи! Встал утром на весы — минус три с половиной килограмма. Жарко же было во время игры. У Гинтараса Стауче спросил: «Можно отдохну?» — «Ну ты же понимаешь — много журналистов, ты будешь интервью давать». А у меня триста сообщений в телефоне было после матча, и каждому человеку ответил. Адский день для меня был. Мяч на тренировке уже неинтересен был, а я его все равно стоял и ловил. Потом пресса, вечером — ужин. Уже просто хотел лечь спать — больше ничего. Но при этом понимал, что через неделю у нас Хорватия...
Решил уходить из сборной еще до чемпионата мира
— До сих пор так обидно! С хорватами был лучший, по мне, матч сборной на чемпионате мира.
— За этот матч, за эту серию пенальти не стыдно. Да, обидно, что не прошли дальше. Но когда Ракитич забил решающий гол, я сидел на газоне и понимал, что мне не стыдно за то, что мы сделали. Душу кошки не раздирали. И когда мы уже пришли в раздевалку и некоторые игроки сказали, что завершают карьеру в сборной... Вот в ту минуту стало грустно. Из-за того, что мы уже не встретимся в команде и эта сборная прекращает свое существование. Хотя я в тот момент уже знал, что тоже закончу в ней играть. Но с объявлением решил взять паузу. Решение принял еще до чемпионата мира, и в курсе о нем только жена и родители.
— Нужно иметь большую силу воли, чтобы уйти на пике. Были сомнения? И потом, перед Евро-2020, когда вас уговаривали вернуться?
— Ни грамма сомнений не было. Когда я понял окончательно, что всё, позвонил Саламычу, сказал, что завтра будет заявление на сайте ЦСКА. При этом не хотел на камеру пафосно это говорить — и попросил пресс-атташе Игоря Владимирова, чтобы сразу перепечатали это заявление на сайте РФС, и пусть информация разойдется именно так.
Потом были два разговора с Саламычем, но я сразу сказал, что никогда в жизни решения не поменяю. Если бы у меня не было травм и я чувствовал в себе силы, то, конечно, не сделал бы такой шаг. Играл бы и в ус не дул. Но в моей ситуации, когда трое детей, не хочется уже лишний раз приезжать на сборы. Если брать взрослый футбол, то с 2002 года я только с перерывами на отпуск делал одно и то же. Ты знаешь, что есть весенние матчи чемпионата и Кубка, осенние, еврокубки, чемпионаты мира, Европы, и все это идет по кругу. И в один прекрасный момент понимаешь, что все — надоело! Хочу дома валяться на диване! Хочу мороженого поесть!
Черчесов это понял. Когда пошли разговоры перед Евро о возвращении, мы тоже общались. Я слышал, что опять качели в мою сторону могут качнуться, и говорю: «Саламыч, всё, давайте даже не начинать! Мы уже всё два года назад решили!» И на этом все прекратилось. Но там же всякие букмекеры, инсайдеры были — «Акинфеев вернется!». Кто-то хорошо заработал на людях.
— Евро-2020 со стороны смотрели совершенно спокойно?
— Не просто спокойно. Это был, наверное, лучший Евро в моей жизни!
Нынешним сборникам могу пожелать только терпеть
— Для меня Марибор-2009 — по-прежнему большая боль, потому что более талантливой и, казалось, созревшей для больших дел сборной у России никогда не было. У вас это тоже до сих пор сидит внутри?
— Так сказать не могу. Просто было обидно, что этот тупой гол на 92-й минуте в Москве (на самом деле на 87-й. - Прим. И.Р.) все перечеркнул. Была какая-то комбинация, человек бьет, я отбиваю, выдыхаю. И тут смотрю — наших ни одного человека, и Печник стоит... Именно этот гол все перевернул. По игре мы четыре или пять должны были забивать.
— Мне кажется, Хиддинк, чувствуя это, и решил Словению добивать, выпустил Быстрова вместо Семака. Это выглядело логично, но баланс в нашей игре нарушился — и в обороне начали проваливаться.
— Это психология. Нельзя говорить, что тренер не угадал. Такое бывает — атакуешь, счет 2:0, и успокаиваешься. А ведь любая ошибка к голу может привести. Было очень обидно, в том числе и за тренера. Мы пошли к нему (в самолете из Марибора. - Прим. И.Р.), хотели, чтобы он остался. И он бы, может, не ушел. Но тогда поменялось руководство РФС, и Гуса уволили.
— Нет досады, что Дик Адвокат не дал вам сыграть на Евро-2012 — все матчи тогда провел Вячеслав Малафеев?
— Какая у меня может быть досада? Я всегда говорил, что никому не завидовал. Тот сезон у Славы Малафеева был достаточно яркий и в плане эмоций, и в плане игры. Мне-то что? Играет Слава — хорошо. Был бы Антон Шунин — тоже хорошо. Я, наоборот, должен был всячески помогать. Если начинаешь кому-то козни строить — это мерзко. Сегодня играешь ты, а завтра — кто-то другой. И наоборот. А послезавтра тебя вообще могут в сборную не вызвать, и все — карьера в национальной команде завершена. В сборной надо друг другу помогать!
— Не страшно вам было идти общаться в толпу злых российских болельщиков после 0:3 с Уэльсом на Евро-2016?
— Во-первых, я был уверен, что пойдет вся команда. А тут я перепрыгнул рекламный бортик и увидел, что никого рядом нет. Но никакой злости у людей не было. Нормально пообщались, они надели на меня шапку-ушанку, я быстренько успел ее снять, а то британские таблоиды что-нибудь придумали бы. Да, какие-то гневные высказывания были, но я объяснил, что вот так вышло. Мы друг друга поняли. И не надо меня восхвалять или говорить, что я туда специально пошел. Просто хотел показать знак уважения людям, которые приехали бог знает откуда за свои деньги поболеть за нас, а мы в очередной раз не вышли из группы. И я прекрасно чувства болельщиков понимаю.
— Может, спустя два года судьба вас в том числе за это и отблагодарила. В итоге у вас в сборной получилось красивое число — три единички, 111.
— Сначала считали 113, потом какие-то матчи не зачли, чехарда с этим была. Три единички — так три единички.
— Что можете пожелать нынешним игрокам сборной России, у которых нет возможности играть в официальных матчах, и неизвестно, когда она появится?
— Обидно и грустно, что это поколение попало в такую ситуацию. Могу пожелать только терпеть. На моем веку тоже было всякое. Терпеть и ждать, когда все разрешится. Надеюсь, что это будет скоро.
Никогда не жалел и не пожалею, что не уехал. Это моя жизнь, никто ее за меня не проживет!
— Вопрос от вратаря английского «Бристоль-Сити» и сборной России Никиты Хайкина. Находились ли вы когда-нибудь в зоне комфорта — и если да, то как из нее выходили?
— Не знаю, что считается зоной комфорта. Я всегда привык трудиться. У меня с детства была мечта попасть в основной состав ЦСКА, родители меня в пять лет, даже раньше, привели в армейскую школу. И когда говорят, что «Акинфеев не уехал туда, не уехал сюда, выбрал зону комфорта», то хорошо — пусть так считают! Но у меня была мечта и цель играть именно в этой команде. Я люблю ее, меня в первый раз привели в манеж ЦСКА. Если бы это была какая-то другая команда — может быть, по-другому сейчас говорил бы. Но когда у тебя колоссальная любовь к болельщикам ЦСКА, к клубу и с их стороны такое же внимание ко мне, то не считаю, что это — зона комфорта. Это — работа. А работа всегда подразумевает в том числе и критику.
— С момента, когда вы в четыре с половиной года впервые оказались в армейском манеже, сохранилось какое-нибудь обрывочное воспоминание?
— Конечно! Когда меня привели, раздевалки были внизу — не знаю, переодеваются ли там дети сейчас. Кресла в манеже остались всё те же. Когда меня, 1986 года рождения, выводили на поле, я посмотрел на пацанов. А они все были 1984 года, высокие. Думаю: что же будет?! Пошел, побегал. И тренер Ковач Дезидерий Федорович, царствие ему небесное, после первой же тренировки сказал родителям, что я неплохой пацан и может что-то получиться. Конечно, родители не восприняли это так, что я какая-то суперзвезда. Но мне самому понравилось. Понял, что меня отсюда теперь не оттащить. И папа с мамой делали все, чтобы я снова и снова оказывался в этом манеже.
— Насчет «не уехал туда, не уехал сюда». Вас в «Зенит» или куда-нибудь еще пытались переманить?
— В российский клуб — никогда в жизни. Да и в европейский тоже. Только разговоры.
— Виктор Гончаренко в недавнем интервью говорил, что хотел бы, чтобы вы в свое время уехали, четко видели вас, например, в «Милане». Никогда не возникает даже минимального сожаления?
— Никогда! Как я говорил про карьеру, так говорю и про свою жизнь — это моя жизнь, и, слава богу, за меня ее никто не проживает, не может повлиять на те или иные ситуации. Никогда ни о чем не жалел и, надеюсь, жалеть не буду. Потому что если начинаешь жалеть, то это значит, что ты что-то делал неправильно. А я люблю эту команду с детства, никогда ее не предавал и не предам.
— Вы упомянули о том, как отец тренировал с вами в детстве игру ногами. Как вам нынешняя мода, что все тренеры требуют от вратарей и защитников выходить из обороны за счет коротких передач, и мяч очень редко выбивается далеко?
— Когда мы очень долго работали с Сергеем Овчинниковым в ЦСКА, он очень помог мне и в футбольном, и в жизненном плане. Разговаривали с Сергеем Ивановичем и по этому поводу. Говорю: «Иваныч, раньше что было основное? Тупо научиться ловить мяч. Ловишь-ловишь, безо всяких прыжков и падений. Правильно ставишь руки. Сейчас — другая тенденция. Все хотят, чтобы вратарь уже был полевым игроком».
Может быть, это и хорошо. Но вратарь в первую очередь должен ловить мячи и выручать. Он должен быть фигурой именно в своей вратарской площади. Ты можешь мастерски играть ногами, начинать атаки, но футбол состоит из того, что есть десять полевых игроков и есть вратарь. Мне нравится играть ногами, но не в 50 метрах от своих ворот.
— Владимир Федотов какие-то новые требования в плане игры ногами вам предъявил?
— Мы, конечно, общались на эту тему. И в этом сезоне по голам, которые мы забивали, было видно, что я понимал, где какой игрок будет находиться и в какую зону должен выбить мяч. Несколько голов мы забили после этого. Ну а так — лучше сыграть попроще.
— Эти голевые пасы у всех в памяти. А если говорить о внутреннем ощущении — сохранилась ли у вас та же сила в ногах в плане передач? Приходится ли больше напрягаться, чем раньше, чтобы сделать длинную?
— Когда опорная нога два раза прооперирована, стараешься не бить на 190 метров вперед. Но бывают моменты, когда хочется выбить подальше. В игре боли не замечаешь, игра увлекает. Все происходит по ситуации.
Газзаев — отец профессионального футболиста Акинфеева. С Гусом друг друга с днем рождения поздравляем. Он как человек — просто топ!
— Вопрос от Юрия Семина. Есть ли принципиальные отличия в подготовке между иностранными и нашими тренерами? В прежние времена и сейчас.
— Из зарубежных специалистов я работал с Гусом Хиддинком, Диком Адвокатом, Фабио Капелло. Из наших — в клубе с Валерием Газзаевым, Леонидом Слуцким, Виктором Гончаренко (все-таки мне сложно считать его иностранцем), в сборной — с Юрием Семиным и Станиславом Черчесовым. Ничего плохого не могу сказать ни про отечественную школу, ни про европейскую. Я работал с великими тренерами! Поэтому передайте Юрию Палычу, которому большой привет, что затрудняюсь ответить. Мне было со всеми комфортно работать, я каждому благодарен.
— С кем поддерживаете контакт? Может, даже с кем-то из своих тренеров-иностранцев?
— С Гусом поздравляем друг друга с днем рождения. С Газзаевым — конечно! С Гончаренко и Слуцким — тоже. Ни про кого плохого слова не скажу. Когда встречаемся, можем в ресторан пойти посидеть, что-то вспомнить. Это совершенно нормально. Тем более мне уже не 20 лет, когда нужно прятаться от всех и только на поле как крот впахивать. Сейчас и вне футбольного поля может быть какая-то работа, ха-ха.
— Кстати, вот вам не вопрос, а сообщение от Хиддинка. «Пожелайте Игорю всего самого лучшего... Всегда рассматривал его как умного и качественного вратаря и великолепного, прямого человека, настоящую личность. Наде
