Один из лучших литовских футболистов всех времен Дейвидас Шемберас сделал крутой поворот в своей жизни. Одиннадцать лет он отдал ЦСКА, и вот на этой неделе, подписав контракт с владикавказской Аланией, сразу же отправился в лагерь своей новой команды в Австрии.
Пятнадцать лет назад он уехал из Литвы, и вот теперь судьба предложила ему что-то новое.
- Дейвидас, будет очень странно видеть Вас не в футболке ЦСКА.
- Мне самому пока очень сложно ощущать себя вне ЦСКА. Я не могу пока к этомУ привыкнуть. Будет очень сложно уезжать из Москвы, где я провел 15 лет, это мой дом, там мои друзьям, там много любимых мест.
- 11 лет провести в одном клубе, это так много! Как Вы можете объяснить такое постоянство?
- Преданность одному клубу определяется возможностью работать, жить, там были всегда максимальные задачи. Это делает спортивную жизнь интереснее, когда только одна цель - первое место. Это мотивация, без которой в футболе очень тяжело. Ну и, конечно, победы, которых мы добивались вместе с товарищами по команде, приносят хорошее настроение, в такой команде всегда приятно находиться.
- Что Вы можете вспомнить из самого значимого: положительного и отрицательного?
- Было очень много хорошего, трудно выделить что-то одно. Может быть, когда впервые стал чемпионом. За этим последовало много других достижений, побед, но тех эмоций, как в первый раз, уже не было.
- Когда Вы в первый раз поняли, что можете перейти в другую команду?
- В первый раз я об этом подумал в начале года, когда чувствовал, что тренер не доверяет мне, не видит меня в основном составе. Было желание что-то изменить, но я не стал делать поспешных решений. Просто работал и ждал, пока что-то изменится. Однако ничего не менялось, и тогда я понял, что пришло время сменить команду. Мне очень жаль, но такова жизнь спортсмена.
- Несколько месяцев назад Алания уже вела с Вами серьезные переговоры. Почему тогда не согласились?
- Я бы не назвал те переговоры серьезными. Просто руководство клуба показало готовность, связалось со мной. Но все определяется финансовым предложением, как только появилась конкретика, можно было обсуждать.