Полуфиналист ЧМ-1966, один из лучших защитников в истории ЦСКА рассказывает Денису Романцову об анекдотах Владимира Высоцкого, шутках над чекистами и прыжках через балконы.

Владимир Пономарев начинал в «Динамо» нападающим, но в историю вошел как правый защитник ЦСКА, в составе сборной СССР завоевавший бронзу чемпионата мира в Англии. К дому Владимира Алексеевича я подошел за 15 минут до оговоренного времени – так всегда бывает, когда боишься опоздать.

Через несколько минут во двор заезжает серебристый мерседес. Через три часа у его владельца заседание КДК.

– Здорово. Я жену в Петровском парке оставил гулять, а сам за продуктами заехал, – рассказывает Пономарев, доставая с заднего сиденья два пакета из «Азбуки Вкуса».

Заходим в подъезд. Пономарев замечает кошку, примостившуюся у одной из дверей на первом этаже.

– Ах ты, бедная кошка, одна тут живешь. – жалеет Владимир Алексеевич. – А у меня своя есть. Ева, Евуша. Она испугается поначалу, но потом привыкнет.

Десятью этажами выше нас встречает 5-летняя Ева. В коридоре висят фотографии супруги Владимира Алексеевича Ирины и самого Пономарева с автографами: «Другу Владимиру – от Пеле». Левее – цветное фото бронзовой сборной-1966.

- Как готовились к чемпионату мира?

- Перед отправкой в Лондон нас привезли в Швецию, где нам предстояло провести пару игр. Приехали ночью, не разобрались – а наутро оказалось, что поселились в женском пансионате. Девчонок было – ну мо-о-оре. Они там жили, занимались спортом. Наш тренер Николай Петрович Морозов, как проснулся и увидел весь этот контингент, сказал: «Все, уезжаем отсюда».

- Но вы ведь не смирились?

- Уговорили Петровича остаться. Днем тренировались, вечером ходили на дискотеки. Еще был случай. На всех нас были тяжелые шерстяные спортивные костюмы с большими буквами СССР. А рядом – бассейн, в котором Петрович нам категорически запретил купаться: «Расслабляет, – видите ли, – организм». Забрался я на 5-метровую вышку, а внизу, на трибунах – Численко, Воронин, Малофеев, Банишевский, еще кто-то. Число кричит: «Ну чего? Прыгнешь с 5-метровой вышки?».

- Не растерялись?

- Отвечаю: «Собирайте по 20 долларов – прыгну». Гляжу: Валерка Воронин и правда начал деньги собирать. 100 долларов набралось. Я оглядываюсь, подхожу к краю вышки. Уже прыгаю, глядь: открывается дверь и выходит Петрович Морозов. Я лечу вниз и смотрю на него, а он на меня. Еле выплыл – костюм тяжелый, рукава растянулись. Петрович наблюдает, как я с себя размокшую одежду снимаю: «Зайдешь ко мне».

- Но 100 долларов-то получили?

- Получил. Захожу к тренеру. Сидит Петрович, рядом доктор Золотов. «Ну что, сиганул?» – «Да нет, – отвечаю, – упал». – «Да я видел, как ты упал. Хоть не даром?» – «Да нет, вот 100 долларов». – «Ну ладно, иди». Интересный был мужик.

- Чего вы ждали от чемпионата мира?

- Мы рассматривали его как увеселительную прогулку. Команда подобралась очень сильная – и морально, и физически. Несколько раз прошли всю Южную Америку, с Аргентиной дрались. Ведем 1:0, Лева наглухо взял мяч, аргентинец подлетает и бьет Яшину бутсой по лицу. Валентин Афонин, видя такое дело, тут же развернулся и вмазал аргентинцу в челюсть. Пошла потасовка команда на команду. С трибун выскочили болельщики. Аргентина обратилась с нотой к нашему правительству, что русские устроили драку на футбольном поле. В общем, мы уже ничего не боялись.

- На какое место замахивались?

- Даже не думали об этом. Из группы выйдем – это знали точно. А дальше – как получится. Получилось, что вышли в полуфинал. Ту игру с немцами провалили не только мы, но и судьи. Игоря Численко выгнали с поля. Йожеф Сабо подвернул голеностоп и простоял всю оставшуюся игру, поскольку замены были запрещены. Шестернев серьезно травмировал плечо. Играли по сути вдевятером. В конце могли сравнять, но судьи все равно не дали бы нам выйти в финал.

- Почему?

- Потому что «всё, ребята, куда вы рыпаетесь, вы свое взяли». Мы только потом узнали, как ФИФА к нам относилась. Финал – это деньги, коммерция. Они знали, кого надо туда впускать. Все думали, что мы еще с венграми ляжем, но нет, нам дали выиграть. У Венгрии обалденная команда была, они тогда бразильцев обыграли.

- Противостояние с Германией как-то нагнеталось накануне полуфинала?

- Повалило множество писем. Даже уголовники писали: «Если проиграете, объявим голодовку». Так и не покушали ребята. После победы в четвертьфинале главный тренер Морозов собрал нас и заявил: «Вы сделали большое дело. Еще лет 50 его никто не повторит». Почти угадал Николай Петрович – 46 уже прошло.

- Как отдыхали между матчами?

- Набрали с собой книг. Я взял сборник стихов Есенина, очень его любил, многое знал наизусть. Потом менялись книжками. Каждый жил в отдельном номере, читали. Врач Савелий Мышалов раздавал всем успокоительные таблетки, но я не выпил ни одной. И так спал хорошо. Играли в пинг-понг, бильярд.

- Прессу отслеживали?

- Петрович не разрешал ни телевизор смотреть, ни газеты читать. Только после игры с Португалией за третье место увидели в английской газете, сколько стоит каждый из нас. Метревели – миллион долларов, Численко – миллион, у меня – 800 тысяч, Яшину особая цена – столько, сколько он захочет. Все больше 500.

- Кто-то осмеливался реально предлагать эти суммы?

- Ко мне обращался «Манчестер Юнайтед». Я ответил: «Не, ребят, вы чего, у меня отец в КГБ работает». Сразу отринули.

- С футболистами других сборных общались?

- В Лондоне мы жили в одной гостинице со швейцарцами. У всех были клубные пиджаки. В канун утешительного финала встретились со швейцарцами в ресторане, стали выпивать. Воронин, Численко, еще кто-то. В общем, по пьяному делу мы поменялись с ними пиджаками.

- Уже интересно.

- На следующее утро швейцарцы улетали домой. У председателя нашего Спорткомитета окна выходили на проезжую часть. И вот просыпается он утром и видит, что русские садятся в автобус и собираются уезжать. Он в шоке выбегает на улицу, видит помятых швейцарцев в наших пиджаках, мигом все понимает и устраивает нам собрание: «Каждый должен мне предъявить герб Советского Союза! Кто не предъявит – больше в сборной играть не будет». Он не знал, но у нас, к счастью, запасные имелись, вот мы их и пришили к швейцарским пиджакам.

- Правда, что тренер Морозов колебался, брать ли в Англию Воронина?

- У Валерки был непорядок с нарушением режима. Но Воронин здорово провел турнир, получил хорошую прессу. Звали во все ведущие европейские команды. Он отказывался – ну а куда деваться.

- Вы близко общались?

- Часто встречались в ресторанах. В «Советском» на «Динамо» собирались все – и торпедовцы, и динамовцы, и мы. Могли даже не платить – нам записывали на счет, когда деньги появлялись, мы приходили и расплачивались. Пили шампанское, водку там особо не потребляли. Еще собирались в ресторане «Арарат» – шли туда прямо из Сандуновских бань. Приятель Метревели Зураб Соткилава туда тоже заходил. Лещенко приезжал, болельщик «Динамо», но он тогда еще не особо известен был.

- А кто из артистов болел за ЦСКА?

- Высоцкий. Дважды устраивал нам концерты на базе в Архангельском. Исполнял не только спортивные песни, любые. Ужинали вместе, он рассказывал анекдоты, затем его увозили на машине. Высоцкий запомнился очень простым и доброжелательным человеком. Никакого высокомерия.

- Ваш отец ведь тоже был известным футболистом?

– Отец всю жизнь проиграл в «Динамо», а параллельно играл за сборную Москвы в волейбол. За «Динамо» выступал до 1944 года – ему там два раза ногу сломали и он закончил. Отец ушел в органы и до конца своих дней работал в КГБ. Несколько раз стал чемпионом страны – вот смотри, медали его остались: Кубок и два первенства. Такие награды раньше были. (Медали – размером с маленький значок – Sports.ru).

- Отец ведь не настаивал, чтобы вы занимались футболом?

- У него даже мысли такой не было. Но я все время гонял в футбол во дворе на Старом Арбате, а потом сам пошел в хоккей с шайбой. В «Динамо» был такой вратарь – Квасников, – он тренировал хоккейную команду. Зимой я играл в хоккей за юношей, а летом в футбол – за третью команду «Динамо»: в ней собирались все русачи, игроки в русский хоккей – знаменитый Евгений Папугин, например. Меня взяли правым нападающим, я стал много забивать. Присмотрелись ко мне Якушин с Блинковым, тренером динамовского дубля, и позвали на сборы в Гагры. В двусторонке подкатился Константин Крижевский и сломал мне ногу. Меня сразу отправили на самолет.

- И в Москву?

- Конечно. Самое начало сезона, мать в слезах: «Вот судьба – отцу ноги ломали, теперь тебе». Я вылечился, хотелось дальше играть в футбол. Попал в подмосковный «Труд» из Глухова: а там одни алкаши оказались. Все старше меня, в возрасте, квасят и квасят. Футбол им – до лампочки. Затем меня присмотрел Жарков, тренер «Коломны»: «Давай ко мне!» Перебежал к нему со скандалом – не хотели меня из «Труда» отпускать. «Коломна» вылетела из класса В, Жарков – мне: «Чего ты будешь здесь болтаться? Езжай в Калинин».

- В Калинине тоже ветераны выпивали?

- О-о-ох! Мне-то тогда было 20, а в центре нападения играл Вася Бузунов – его из ЦДКА за пьянство выгнали, хотя форвардом он был сильным. Выпивали здорово, да еще и меня к этому приучили. Мы шли на первом месте, все время выигрывали и каждую победу отмечали в ресторане. Приходим, столики заказаны, а на них стаканы с желтой жидкостью и ложечкой в ней. Старики – мне, новичку: «Ну чего, молодой, будешь пить?» – «Конечно, буду – устал же». Я-то думал жажду утолить, двинул стакан залпом, а там перцовка оказалась – 30 градусов. Тренер Борис Яковлев изумился: ребята сидят, спокойно сок какой-то пьют, ложечкой перемешивая, а я захмелел.

- Старики нормально держались?

- Да им-то – подумаешь, стакан перцовки выпить. Заняли мы в том сезоне первое место и поехали в Краснодар играть «пульку» за попадание в высшую лигу. Но там уже все расписано было – какого черта пускать «Волгу» Калинин, когда есть «Крылья Советов» Куйбышев: за них еще Гиля Хусаинов играл. Мы вернулись в Москву, мне посыпались звонки.

- Какой оказался самым громким?

- Звонил Николай Петрович Старостин: «Владимир, мы посмотрели-подумали и приглашаем вас в московский «Спартак». Я посоветовался с отцом, он заверил: «Надо идти». Кантовался я в «Спартаке» несколько месяцев – возглавлял команду Никита Симонян. Тренировались в зале для ручного мяча в «Лужниках». Симонян был доволен, начали оформлять документы на поездку на Кипр. Но тут мне пришла повестка из армии. Старостин успокоил: «Да не обращай внимания». Я раз не обращаю внимание, второй. И тут за мной пришли.

- А вы?

- Я тогда жил на Кутузовском. Расстояние до соседнего балкона было метра полтора, но все равно – шестой этаж. Я перепрыгнул к соседям, жившим в соседнем подъезде, постучал, объяснил ситуацию и ушел. Жил у бабки в Скатертном переулке, но потом меня подкараулили и забрали окончательно.

- Куда отправили?

- В Лефортово. Проходил курс молодого бойца. Отстрелялся, принял присягу. Оказалось, что в этом был заинтересован Бесков, тренировавший тогда ЦСКА. Я позвонил отцу: «Поговори с Бесковым – может, меня в какую-то армейскую команду определят». Они с Бесковым давно дружили, встретились, Бесков – отцу: «Да чего ты волнуешься? Я давно за ним присматриваю – хотим к себе забрать».

- Тяжело тогда было в ЦСКА пробиться?

- На сбор в Сухуми вывезли 40 человек! Дождь, грязь, слякоть, трехразовые тренировки – как вспомнишь, так вздрогнешь. Кто выжил – молодец, кто сломался – до свидания. Каждый день отправляли кого-то в Москву, где распределяли по другим армейским командам. Я прижился в коллективе и попал в заявку на сезон. Определили в дубль – я подумал: «Слава Богу, перекантуюсь здесь, пока служба идет». Забил за сезон мячей 12, Бесков несколько раз брал запасным на матчи основной команды, но в конце сезона обронил: «Володя, у нас перебор нападающих, ты не прорвешься».

- Печально.

- Я уж подготовился, что меня отправят в другую армейскую команду, как вдруг Бескова сняли. Сменивший его Вячеслав Соловьев на новых сборах в Сухуми предложил: «Давай попробуем тебя в обороне». Мне нравилось забивать и тяги к защите никакой не было, но в двусторонке сыграл правого защитника и наглухо закрыл левого крайнего основы. Откуда-то подкат прорезался – ни у кого его не видел, просто придумал сам и стал делать. Говорили, что до меня Крижевский исполнял подкат – но у Кости шпагат был, это другое. После той игры подходит ко мне бывший вратарь команды лейтенантов Никаноров: «Все, ты прирожденный защитник». Через полгода меня перевели в основу.

- Где дебютировали?

- В Тбилиси. Вызывают к тренерам – Соловьеву, Никанорову, Чистохвалову: «Володь, как себя чувствуешь? Будешь играть за основу против Михаила Месхи». Думаю: «Е-е-мое! Как же так?» У нас справа играл Дубинский, защитник сборной, Семиглазов, тоже хороший игрок – и тут меня ставят против Месхи. Миша был уже опытный, все время играл за сборную. Выхожу на поле, не дрожу, знаю, что у меня отличная стартовая и дистанционная скорость.

- Справились?

- Месхи заменили – он к нашему доктору Белаковскому: «Маркыч, кто это костлявый против меня играл? Я за весь матч даже мяча не видел». Во мне было всего 69 кг, я не толкался, как нынешние защитники, а играл в опережение, читал игру. Месхи потом написал в газете «Футбол»: «Когда Пономарев делал подкат, он выбивал мяч и убирал ногу назад, чтоб не задеть меня».

- Как прошли два года под руководством Всеволода Боброва?

- После английского ЧМ выскочило колено, порвал себе мениск – а их ведь тогда толком не лечили. Зоя Сергеевна располосовала полколена: полгода восстанавливался, тренировался, колено распухало. Я продолжал играть, даже вернулся в сборную, но психологически был измотан – голова не соображала ни черта. Исполнилось 30 лет, подошел к Боброву: «Михалыч, я заканчиваю». Он: «Ты что? У тебя все впереди».

- Так и не уговорил?

- Нет. Дальше так продолжать нельзя было. Я привязывал к голеностопу 3-килограмовую гирю и качал ногу каждое утро. По несколько сотен раз, чтобы мышцы колено держали. В итоге одну гирю я оставил в Нью-Йорке, а другую – в Токио, куда мы ездили с ЦСКА. Володька Федотов перед вылетом в Японию смеялся: «Не пропустят тебя с такой «бомбой» в сумке». Но тогда особо не досматривали, так что провез спокойно.

- Бобров добился успехов как хоккейный тренер, а каким он был в футболе?

- В футболе он был, можно сказать, посредственным тренером. Он чувствовал, что не очень разбирается в расстановке – мы каждый раз играли одним и тем же составом. Сами выходили и решали, как будем играть. Тактических разборов тоже не устраивали. Зато как игрок Бобров уникален. Мы ведь с ним даже выступали вместе за ветеранов – когда он закончил тренировать, а я – играть. Я только получал мяч, Бобер кричал: «Дай!» Даешь ему в ноги – и все: отобрать у него мяч не мог никто. Корпус впереди, ноги сзади – без фола к нему не подберешься. С клюшкой он вообще артистом был – я такого хоккеиста больше за всю жизнь не видел. Один мог обыграть всю команду и забить гол.

- С Шестерневым, я читал, вы жили в одном номере.

- В сборной. А в клубе Алик делил комнату с полузащитником Поликарповым. Шестернев – выдающийся игрок, таких центральных защитников сейчас нет, может только Игнашевич приближается к нему. Добродушный парень, без проблем занимал деньги друзьям, но женитьба на фигуристке Татьяне Жук его здорово подкосила. В женском обществе он чувствовал неловкость, ущемленность. Мы часто сидели в различных заведениях – и здесь, и за рубежом, но Алик к нам никогда не присоединялся. После свадьбы он стал прилично выпивать, хотя прежде этим не увлекался. В итоге нарушил себе обмен веществ и доконал себя.

- Роман с Татьяной Жук разгорался на ваших глазах?

- Мы с Аликом приходили лечить в диспансер ЦСКА легкие травмы. Одна женщина нам как-то говорит: «Мальчики, что ж вы Танечку бросили. Она одна в палате лежит, никто ее не навещает». Я говорю: «Мне некогда», а Алик схватил цветы, две бутылки шампанского – и к ней. Она была дико влюблена в своего партнера по фигурному катанию Сашку Горелика – красавец был, недавно умер. Но Сашка не обращал на Татьяну внимания.

- Почему же?

- Она была такая пигалица, еще копну волос себе делала повыше, на мордашку симпатичная, но как женщина не смотрелась. Алик был неопытный и его окрутили. И Танька, и Стас, брат ее, который выпивал вместе с Аликом. Стас его и уговорил жениться на Таньке. Все его отговаривали, но они все-таки сыграли свадьбу в «Праге». Сразу после этого Танька уехала с Гореликом на Олимпиаду, а мы – в турне по Южной Америке.

- И как Шестернев переживал разлуку?

- Просыпаюсь как-то, а Алик под одеялом говорит по телефону: «Кисенька, Кисенька, фигисенька». Разговор ни о чем, но продолжался полчаса. А связь-то была очень дорогая. Пришел счет на 100 долларов. Е-е-мое, а у нас еще и денег никаких нет. Только прилетели в Бразилию. Провели игр 20 – в Бразилии, Уругвае, Чили, Перу, Аргентине. Приезжал человек с чемоданчиком и за каждую игру платил по 20 тысяч долларов, если участвовал Яшин – то 25, но игрокам перепадало только 80 долларов.

- Негусто. Так а счетом как разобрались?

- Тот счет оплатил за нас импрессарио Ланц, швед. Потом удивлялся: «Куда вы деньги деваете? Вам же по 25 тысяч платят». Объясняли: «Лично нам почти ничего не платят». Ланц обалдел, стал нам доплачивать по 10 долларов за победы – все-таки был заинтересован в наших успехах.

- Чем Бразилия удивила?

- Приехали туда зимой. Из «минус 35» попали в «плюс 35». «Маракана», сборная Бразилии, 200 тысяч народу. Жарища невозможная, разница во времени, в первом тайме горим 0:2. Пеле разыгрался – раздеваловка пошла страшная. Так получилось, что нам удалось сравнять и Ланц выдал нам первую премию. Вообще с Южной Америкой у нас много казусов связано.

- Например?

- Полетели туда как-то олимпийской сборной во главе с Соловьевым. Обуви никакой не было. Шипы набивали гвоздями. Потом сапожник их обрезал, но в Южную Америку его не взяли. И вот выходим мы впервые на бразильское поле. Газон зеленый, а грунт деревянный. Те-то на резиновых шипах, а мы на железных, которые продырявливали всю подошву и впивались в кожу. Врач Белаковский потом срезал нам кровяные мозоли. Бразильцы увидели безобразие, в котором мы играли, и привезли нам бутсы с резиновыми шипами. В них мы и объехали всю Южную Америку.

- Как развлекались в свободное время?

- Нас сопровождало два чекиста: один старый, другой молодой. Решили мы с моим другом из киевского «Динамо» Виталиком Хмельницким разыграть этого молодого, который всюду за нами следил. Подговорили ребят – Воронина, Численко, Шестернева и Яшина: распустите слух, что мы хотим остаться в Южной Америке. И вот Воронин говорит кому-то громко, чтоб слышал тот чекист: «Пономарь-то с Хмельницким в Уругвае хотят остаться». – «А когда-когда?» – «Завтра за ними машина придет. Часов в девять вечера». А молодой сидит, уши развесил.

- Ну, вы рисковые ребята, конечно, были.

- Заказали мы такси на девять часов вечера. Набили сумки каким-то хламом и тихонько, крадучись, пробираемся к машине. И тут он появляется не пойми откуда, хватает и сумки, и нас за шиворот. Кричит как сумасшедший, вбегает его напарник, что постарше. А в холле, где другие футболисты сидели, – хохот неимоверный. Чекисты поняли, что их разыграли: «Ну, ребята, зло вы пошутили, как бы с вами неприятностей в Москве не было». Но у меня-то отец в 9-м управлении КГБ работал, так что я не боялся ничего – они меня насквозь знали.

- Как еще с Хмельницким хулиганили?

- Дело было в 69-м – мы снова приехали в Южную Америку и первым делом отправились с Виталиком загорать на крышу, хотя Качалин категорически это запрещал. На следующий день Гавриил Дмитриевич смотрит на нас: вся команда бледная, а мы как из солярия вышли: «Ребят, а вы чего такие черные?». Я замялся: «Да не знаю, солнце такое». Жили дружно, весело, по-мальчишески, выпивали.

- Прямо во время турне?

- Аргентинцы предложили нам вместо тренировки сыграть товарищеский матч с командой полицейских. Конечно, выиграли с каким-то крупным счетом, а они подарили каждому из нас по ящику водки. 12 бутылок водки – каждому. На них еще крокодил был нарисован. Петрович (Николай Морозов) как увидел эти ящики – обалдел. Мы бутылки по сумкам рассовали, Петрович взволновался: «Куда?». Мы – ему: «Петрович, ну это ж сувенир, привезем домой – там крокодил нарисован».

- Привезли?

- К концу поездки ни одной бутылки не осталось. А еще был случай в Швейцарии. После игры – банкет. Морозов приказал: «Чтоб ни одной бутылки на столе не было! Первое кто будет?» Мы, голодные, все поднимаем руки. Воронин хорошо разговаривал по-английски и пошел в столовую делать заказ: распорядился, чтобы нам вместо супа в тарелки налили водки. И вот приносят нам этот белый суп – хлебаем его ложками, закусываем хлебом, до этого не ели долго. В общем, вся команда была пополам. Вдрызг. Петрович не поймет: ни одной бутылки на столе, а команда пьяная.

- Каким Стрельцов запомнился?

- С ним один эпизод связан. Договорились перед какой-то товарищеской игрой: Мертвели играет справа впереди, я сзади. Если он уходит в середину, я включаюсь в атаку, как сейчас Марио Фернандес, и делаю прострел или навес. И вот случился такой эпизод, Мертвели ушел в центр, Стрельцов отвернулся от меня и вслепую, левой катнул мяч вперед, где я должен был находиться. Я не среагировал, Эдик разводит руками: «Ты где?». Объясняюсь: «Думал, ты мне не дашь». И тут Эдик выдал нетленное: «Меньше думай – больше пей, а нет денег – воздержись». В этом весь Стрельцов.

- В олимпийской сборной вы пересеклись с Лобановским. Могли представить, каким он станет тренером?

- Никогда бы не подумал, что Валерка будет тренировать. Он очень обижался, когда я к нему применял свой подкат: «Ну чего ты со своим подкатом и так все паха болят». Валерка – очень капризный, ранимый. Безобидное слово могло его задеть. Дважды на моих глазах забил ударом с углового – сейчас так уже не умеют.

- Помните свой единственный гол – в ворота московского «Динамо»?

- За год до того в игре с «Динамо» я забил в свои ворота. Отыгрывал вратарю, мяч соскочил – и прям в девятину. В воротах у нас тогда Лева Кудасов играл. Валерка Маслов подошел: «Ну ты молодец. Здорово бьешь». – «Да иди ты к черту, паразит такой!» До сих пор с ним часто встречаемся, каждый раз напоминает: «Помнишь, как засадил тогда по своим?». А потом я забил динамовцам на «Локомотиве». Раздаев, сибирячок, грудью мне скинул, я почему-то по центру вошел в штрафную и замочил Ракитскому метров с 12-13. Но вообще я даже нападающим был невезучим. Бесков на меня обижался, когда я выходы один на один не реализовывал.

- Самым везучим нападающим ЦСКА шестидесятых был Федотов?

- На базе в Архангельском жили с Володей вместе. Семьями дружили. Сыновья одновременно родились – и Гришка, и мой Максим. Страшно хотели, чтоб они футболистами стали – ни черта не получилось. Мой в мать пошел – четыре языка знает. Дружили с Федей до последнего. Постоянно собирались на днях рождения и другу у друга, и у Бескова, тестя его. А потом Володьку убрали из «Спартака», хотя они наверху таблицы шли. Он переживал, выпивать стал, а ему нельзя было – диабет.

- Возглавив «Спартак», Федотов рассказывал, что хотел перейти в этот клуб еще игроком.

- Даже разговоров таких не было. Но точно помню, что он очень серьезно готовился к тренерской карьере, конспектировал все тренировки.

- А вы почему не стали тренером?

- Родился сын, надоели разъезды, осточертели гостиницы. Нервная система была не готова к тренерской работе. Я не приемлю посредственности: ну не могу я понять, почему кто-то не умеет делать то, что умею я. Многие не стали тренерами – Стрельцов, Нетто. Все их движения были естественны, их не нужно было ничему учить. У меня тоже был один прием, чтобы выигрывать 2-3 секунды – показывал его Семаку в Архангельском, но он так и не сумел повторить. Это специфика костно-мышечного аппарата, природное.

- Как вы в шестидесятых общались с иностранцами?

- У меня был английский разговорник и общаться мог легко. Человек пять-шесть спокойно общались на английском – Воронин, Численко, Малофеев, кто-то еще.

- Как родилось решение переехать в Венгрию?

- Сын болел астмой. У меня были связи среди военных, мне предложили: Венгрия или Чехословакия. На следующий год отправился в Будапешт – у меня в подчинении находилось 6 тысяч прапорщиков. Уехали в год, когда Горбачев начал перестройку – в Москве вообще ничего не было. Туда приехали – изобилие, всего навалом. Климат совсем другой – сына поднял на ноги, вылечили астму.

- Сколько вам было, когда вернулись на родину?

- 50 лет. Начало бандитских девяностых. Пенсия маленькая. Открыл с приятелями палатку – торговали сосисками, пивом да сигаретами. Все шли на базар ЦСКА мимо меня. Зажил очень хорошо, такие деньги крутились, что не знал куда их девать. Начальник ЦСКА Барановский говорил: «Чего ты с этой палаткой? Построй себе что-нибудь». Дал мне место, 150 квадратных метров. Открыли охотничий ресторан, потом приятель продал долю бывшему футболисту «Нефтчи» Михалевскому. Компаньоны стали химичить и в позапрошлом году я с ними расстался. Отдал эту точку ЦСКА.

- Помните, как познакомились с Евгением Гинером?

- Мне рассказывали, что он помогал ветеранским командам, общался с бывшим полузащитником СКА и «Торпедо» Алексеем Еськовым. В дурацкие безденежные годы я руководил командой ветеранов. Порой ездили по подмосковным колхозам, где нас премировали цыплятами и яйцами. Гинер стал поддерживать ветеранов материально, давал автобус на выезд, затем установил пенсию. До сих пор каждый год выдают нам спортивные костюмы ЦСКА. В клубном офисе есть ветеранская комната – встречаемся там армейской компанией: Стрешнев, Агапов, Копейкин, Кузнецов, Плахетко. Дни рождения справляем, устраиваем товарищеские игры в дни рождения Федотова, Боброва, Садырина, Еремина. Гинер всегда организует банкет, чтоб ребята посидели, пообщались. В конце каждого сезона устраивает встречу ветеранов.

- Как вам Марио Фернандес?

- Нравится. Но ему нужно подправить подключения в атаку. Бежать вперед нужно, когда там свободно, когда хавбек увел защитника в центр, а он зачастую рвется в закрытую зону. Да и подавать ему нужно только на дальнюю штангу. Мне рассказывали, что футболисты с удовольствием слушают то, что я говорю в программе «Планета ЦСКА». Вот в следующий раз обязательно расскажу про Фернандеса: не как именно ему нужно играть, а как бы я поступал на его месте.

- Слуцкий к вам за консультациями не обращается?

- У меня со Слуцким хорошие отношения, но он меня на базу не приглашал. Вот Пашка Садырин часто звал в Архангельское. Мы играли с ним, когда он в «Зените» был. Простой в общении человек, легко воспринимает все, что ему говоришь. Валеру Газзаева спрашивал: «Хочешь приеду, помогу ребятам?». – «Да-да, Владимир Алексеевич, обязательно, я вам позвоню». Так и не позвонил.

- Сейчас ЦСКА ставит на контроль мяча, ориентируется в атаке на короткий пас. Вам нравится такая игра?

- Нет. Слишком много передач – а чем их больше, тем выше процент брака. Зачем нам перенимать барселонскую манеру? Еще Николай Петрович Морозов говорил: главное – быстрее доставить мяч до чужих ворот. Две-три передачи – и мяч должен находиться в штрафной площадке соперника. А сейчас многие передачи идут назад, нам вообще не разрешали назад пасовать. Только обострение, только вперед. А когда идет мелкий розыгрыш мяча, соперник успевает перестроиться, а когда противники бегут к своим воротам лицом – вот тогда это опасно. Видел гол Хонды «Тереку» после навеса Щенникова? Вот это атака: вот как должны играть нападающий и крайний защитник. 

Денис Романцов