Иногда шепот слышан намного лучше, чем крик

- Валерий Кузьмич, в чем заключается ваша работа советника? Ведь, зачастую, это чисто формальная должность.
- Я бы не стал ничего добавлять к вашим словам. Вы все сказали в вопросе.

- Тогда чем вы занимаетесь в ЦСКА?
- Когда мы договаривались с вами о встрече я, действительно, был загружен делами. Я решал вопросы о пополнении нашей детско-юношеской спортивной школы.

- Вам интересно?
- Вполне. Это одна из моих функциональных обязанностей. Я должен держать руку на пульсе работы школы, потому что одна из серьезнейших задач, чтобы у нас играло больше своих воспитанников. Я, конечно, не буду заявлять, как некоторые руководители других клубов, что через 5-6 лет у нас в составе окажутся только местные ребята, но это важный фактор, который поможет команде развиваться в режиме финансового фэйер-плэй.

- Вы чувствуете в себе призвание работать с детьми? Ведь каждый человек талантлив на ограниченном участке работа.
- Совсем недавно я выступал перед тренерами нашей школы и тема была как раз о педагогических способностях тренера. Вот это понятие «способность», как обобщенное понятие, оно не очень правильное, потому что у человека есть около 70 способностей из них 13-15 наиболее важных. Я поработал на разных уровнях и с разными поколениями. Я начинал с ребятами 14 лет, были 7-летние футболисты. Был момент, когда я вместе со своими воспитанниками пришел в команду СКИФ из Ашхабада, по- этому я не могу сказать с кем мне легче было работать.

Для меня понятно одно: хорошо работать одинаково трудно со всеми – со звездами одни проблемы, с игроками среднего уровня – другие, с новичками – третьи. Но везде – трудно.

Случилось так, что после 20 лет работы с детьми, юношескими командами, я попал за рубеж, долго там находился и ни одного дня не работал в России. Появлялись вопросы друзей, журналистов: а что же в России, почему не здесь? Среди моих друзей ходила такая версия, что, мол, не подхожу я российскому футболу, потому что российский футбол требует от тренера жесткости, твердости. И когда поступило в очередной раз приглашение из Узбекистана, я подумал: надо попробовать, там же близкие нам по духу люди, тем более русскоязычных в Узбекистане очень много. Поехал и убедился, что для меня гораздо легче и приятнее, когда я говорю с футболистом на одном языке, без посредников. И после этого я принял предложение поработать в Томске. Мне кажется, мне удалось создать там нормальную атмосферу, сделать коллектив. Да, у нас было много проблем, мы не всегда хорошо играли, но команда была управляема.

- Вы знаете, я согласен с вашими друзьями, которые говорят, что вы слишком интеллигентны, чтобы работать тренером в России в команде мастеров. Вы здесь, простите, белая ворона.
- Абсолютно не чувствую себя белой вороной. Если надо, я смогу успокоить футболиста. Например, я старался приучать футболистов не разговаривать на мате. Я сказал: друзья мои, я отлично понимаю, что это русский язык, но давайте так, ругаться, выражать эмоции – это одно, а разговаривать на нем не нужно. Неужели вы думаете, что если в перерыве или после матча вылить на голову футболиста поток брани, то он сразу все поймет и лучше заиграет. Конечно, нет. Иногда шепот слышан намного лучше, чем крик. Поэтому не стоит все время муссировать тему интеллигент - неинтеллигент.

- А вы что, не хотите, чтобы вас называли интеллигентом?
- Получается какой-то штамп висит на мне.

- Вам не нравится?
- Нет. Мои профессиональные качества нужно оценивать не по характеру, а по тому могу ли я хорошо работать или нет. Вместо этого почему-то на первый план выходят другие критерии. Несколько дней назад у меня состоялась беседа с одним из работодателей. Он мне задает вопрос: вы понимаете, что в современном футболе нужна жесткая рука. Я отвечаю: да, понимаю, но это не значит, что нужно топать ногами. На эту тему еще во времена Чернышова и Тарасова было много разговоров. Их называли лед и пламень. Я точно знаю, что «ледяной» Чернышов был не менее авторитетен горячего Тарасова.

- За границей проще управлять игроками?
- В Африке просто нельзя было сказать грубого слова, потому что футболисты не так поняли бы. В Корее не было смысла применять жесткие выражения, потому что игроки и так были чрезвычайно послушны и к тому же им доставалось от местных тренеров, которые вполне могли позволить себе ударить игрока. В Японии и Корее они меня воспринимали вполне адекватно. Для них именно таким и рисовался портрет белого человека – спокойный, уравновешенный. Там достаточно строго посмотреть на игрока и он уже сникает.

- А как в Китае, где вы тоже успели поработать?
- Китайцы по характеру очень похожи на нас. Они сказали: все плохое мы у России переняли, теперь начинаем перенимать хорошее.

То, что сейчас умеют в 14 лет, раньше умели в 20

- Вам уже 70 лет. Когда с вами говорят о возрасте, вы не раздражаетесь?
- Отношусь к этому нормально. Когда было сорок лет, думал в 50 лет заканчиваю, пойду директором футбольной школы работать. Стукнуло 50 , думаю, проблем нет, поработаю до 60. Однажды уважаемый мной Анатолий Федорович Бышовец сказал, после 60 тренер теряет определенные качества. Когда ему исполнилось 60, говорю, Анатолий Федорович, ну как? Он смеется: не ожидал, оказывается все только начинается.

У нас есть стереотипы, что молодой сейчас горы свернет, забывая, что у опытного человека есть главное преимущество – он уже не совершит очевидных, простых ошибок. Тренерское ремесло, это путь преодоления собственных ошибок.

Футболисты сейчас стали намного мастеровитее. Я смотрю на мальчишек. То, что сейчас умеют в 14 лет, раньше умели в 20. И нужно быть в струе, в теме, нельзя давать игрокам повод думать, что ты отстаешь.

- 70 лет не давят на человека?
- Ощущение возраста не заключается в годах, а в том, как воспринимается жизнь. Есть расхожий пример. Идут два приятеля, которым далеко «за» и один другому говорит: знаешь, стареть мы стали, девочки не смотрят на нас. Другой отвечает: друг, стареешь не тогда, когда не смотрят на тебя, а тогда, когда не смотришь ты.

Я фаталист. Судьба ведет меня, и я не особенно сопротивляюсь.

- И любая работа – продлевает жизнь человека, не оставляя его надолго наедине со своими мыслями. Так?
- Согласен. Это помогает держать себя в тонусе. Но наедине со своими мыслями бываю часто. Все время размышляю, как лучше сделать то или иное дело, как лучше подготовить футболиста. В тренерской работе самое легкое - провести тренировку, а вот все, что до и после отнимает много сил.

Я фаталист. Судьба ведет меня, и я не особенно сопротивляюсь. Однажды в разговоре с женой я имел неосторожность сказать, что идея должна созреть. Там шел вопрос о контракте. И вот лет 30, когда куда-то приглашают, она мне теперь говорит: идея должна созреть. Я счастливый человек, судьба меня привела в футбол, хотя в детстве и юности занимался другими видами спорта. До 16 лет я в футбол не играл во дворе принципиально. Но зато рано начал тренерскую карьеру.

Кстати, везло не во всем. Я родился во время войны, в мой призывной период срок службы в армии увеличили до 3 лет, стали брать из институтов.

В армии начал играть и «дослужился» до команды СКИФ. Потом поиграл за самаркандский «Спартак». А потом в 25 лет получил по почке и чуть не потерял одну почку. Ее функция всего 30 процентов.

- Ваш пример должен вдохновить людей, которые получают тяжелые травмы. Значит даже с непростыми болезнями можно жить долго и полноценно.
- Мне в 70-м году сделали операцию и с тех пор проблем нет.

Бердыев в детстве меня обыгрывал

- Вы, практически, всю жизнь тренировали азиатские команды. Легко ли вам, человеку с европейским менталитетом, было найти общий язык с азиатами?
- Никаких проблем. Порой, наоборот, было даже проще работать.

- Знаю, что вы в то время пересекались с Курбаном Бердыевым.
- Он рос на моих глазах. Я работал с ребятами 52 года, а он сам 1953 года рождения. Он играл, потом учился в техникуме. Мы встречались с ним на футбольном поле – он, как игрок, я, как тренер. Они обыгрывали мою команду.

- Он уже тогда был таким суровым?
- Он был очень интересным, неординарным футболистом. Был техничным, со своими финтами. Одним из первых получил приглашение играть вне пределов Туркмении. Более того потом, когда я работал в Турции и должен был перейти из одной команды в другую, я вместо себя пригласил его из Алма-Аты. Мы же с ним земляки. Это не просто так, ашхабадец – это национальность (улыбается). У нас с ним очень хорошие отношения. Его закрытость – это маска. На самом деле он другой. А я до сих пор помню его подростком.

- Раз уж мы затронули тему помню-не помню, скажите, легко ли вам в детстве было носить фамилию Непомнящий?
- Над моей фамилией не издевались, у меня другие были прозвища. Первое – буржуй, потому что был очень-очень толстым. А потом с 6 класса стал покрепче и не позволял себя так называть. С тех пор все зовут меня Непой. Даже в Камеруне так обращались.

- Сразу оговорюсь, вопрос с юмором. Валерий Кузьмич, память у вас хорошая?
- (Смеется) Она была отличной. Но теперь становится избирательной. В голове невозможно уместить всю информацию, накопленную за 70 лет.

По маминой линии я знаю родословную, а папу я ни разу не видел. Я родился 27 августа, а он погиб 14 августа. Из-за того, что во время войны пришлось эвакуироваться, были потеряны все документы. В 1943 году отец был в чине полковника. Мы в советское время делали запросы, но никакой конкретной информации не получили, и по линии отца у меня нет сведений.

- Пока вы работаете в ЦСКА, советую вам сделать запрос от имени армейского клуба, думаю, к такому запросу отнесутся более внимательно.
- Хорошая идея. Надо будет ей воспользоваться.

В ЦСКА все смотрят в одном направлении

- Вы – доброжелательный человек. Жизнь не подкидывала неприятностей?
- Мне повезло, я не помню, чтобы на моем пути попадались плохие люди. Со всеми, в том числе с коллегами, у меня хорошие отношении. И раньше всегда среди тренеров была корпоративная солидарность.

- Говоря о солидарности. Не погорячился ли наш тренерский корпус, установив вместе с РФС налог на иностранных специалистов?
- У нас одна из сильнейших тренерских школ в мире. В советское врем отечественные специалисты были очень востребованы. Вся Африка по многим видам спорта была ориентирована на Советский Союз. Тренеры приезжали на 2-3 года, потом их сменяли другие. Африканский спорт бурно рос за счет этих специалистов. В Африке не нужно было знать язык, потому что мы там априори белые люди. И к нам относились с уважением. В Европе без знании языка делать нечего, поэтому наших тренеров туда не приглашают. Тем не менее, у нас уважаемая тренерская школа. Когда я работал в Японии, на одно из занятий японец принес мне книгу на местном языке. Я посмотрел внимательно – вижу это перевод наших специалистов – физиологов, основ методик тренировки, много соавторов. То есть к трудам наших тренеров с уважением относились повсюду.

Почему сейчас ситуация изменилась? Не знаю. Но вот вам пример из жизни. Когда работал в Томске, встречался с одним из президентов по поводу игроков. Состоялся доброжелательный разговор и я поинтересовался: уважаемый президент, не имею ввиду себя, но почему в вашем клубе раз за разом работают иностранные специалисты. Президент отвечает: а наши воруют. Я сначала не понял о чем речь, а потом мне объяснили. Видимо, этот шлейф действует на подсознание руководителей и те, при прочих равных, предпочитают иностранцев.

Когда я работал в Южной Кореи там был лимит на иностранных игроков. Началось все с того, что в 6 из 8 команд играли иностранные вратари. Федерация решила так, иностранцы могут быть, кроме вратарской позиции. Потом стали разрешать только трех иностранцев, потом пятерых, но на поле - трое и не больше. Потом решили так, три заявляются бесплатно, а за двух нужно платить по 60 тысяч долларов за каждого. Эти деньги поступают в федерацию, а федерация распределяет эти деньги по детским спортивным школам.

То есть наша федерация не первая, которая вводит подобные налоги. Но все же я отношусь к таким нововведениям с некоторой долей скептицизма. Главное, чтобы деньги за тренеров пошли, как и обещано, в детские-спортивные школы.

- Валерий Кузьмич, у вас есть родственные отношения с некоторыми сотрудниками клуба. Поэтому оказались в ЦСКА?
- Нет, конечно. Да, моя дочь была замужем за начальником команды ЦСКА Сергеем Якунчиком. Я, кстати, сижу вместе с ним в одном кабинете.

- Даже так?! То, что он ваш бывший, а не действующий тесть, не мешает работе?
- Что вы! Дело житейское. У него дочь, моя внучка. Что нас может разделять?

- Все равно, это уникальная ситуация, когда человек работает со своим бывшим зятем не просто в одной компании, а в одном кабинете.
- Чтобы были понятны наши отношения, я недавно отмечал 70 лет и он был одним из гостей. А в ЦСКА я оказался так. Позвонил Сергей Аксенов и сказал, что со мной хочет переговорить генеральный директор Роман Бабаев. Встретились, поговорили. Я поблагодарил за предложение и ушел. Через две недели со мной встретился Евгений Гинер. Честно говоря, я удивился такому вниманию к своей персоне, но Гинеру отказать не смог, так как очень его уважаю.

- Как часто Евгений Гинер советуется с советником президента ЦСКА Валерием Непомнящим?
- Был такой момент. Однажды я пришел на прием к президенту и прямо спросил: Евгений Леннорович, я так и не понимаю в чем смысл моей работы. Мне неудобно. Он ответил: Валерий Кузьмич, ваша задача заключается не в том, чтобы найти игрока. Вот если вы однажды придете и скажите: вот этого игрока ни в коем случае не брать, вы мне сэкономите 10 миллионов и я вам скажу большое спасибо.

- Житейских советов президент ЦСКА не просил?
- Я вам расскажу о своем отношении к нему. Во-первых, раньше я совершенно не знал его, как руководителя. Но два похожих момента, в которых он принимал участие, заставили меня относиться к нему с еще большим уважением. Возникла спорная ситуация, пожар разгорался с каждым днем все больше, Гинер об этом не знал. Было принято решение собраться, сказать ему о ситуации, чтобы он принял решение. Он зашел, выслушал, говорил три минуты и вопрос был решен. Я увидел, как он быстро понял ситуацию и как правильно и грамотно расставил акценты. И обе стороны согласились, потому что Гинер все доходчиво объяснил. После этого я понял, почему ЦСКА имеет успех, не обладая ресурсами газовых и нефтяных компаний. Здесь все идут в одном направлении, человек, который посмотрел в сторону – может быть свободен.

- Я не раз убеждался, в том числе, на своей судьбе, что Евгений Гинер – порядочный человек.
- Он при этом и принципиальный человек, который не отходит от своих убеждений.

- Согласен. А вы, кстати, к кому обращаетесь за советом?
- Я могу обратиться за советом даже к игроку. Это нормально. Другое дело, что футболисты сами порой не решаются идти на контакт. Я всегда, работая тренером, говорил – моя дверь для вас открыта. А потом выяснялось, что футболисты не могли себя пересилить, для них поход к тренеру был сродни стукачеству.

- Наверное, только в России так воспринимают подобные контакты?
- Везде. В Азии игроки просто боятся задать тренеру какие-то вопросы.

В Корее меня премировали за поражения

- Вас когда-нибудь в жизни штрафовали?
- Дважды – за превышение скорости.

- В Москве – это один способов пополнить казну, поэтому нет ни одного водителя, кто бы не получил «письмо счастья» из ГИБДД.  А вот в футбольных клубах?
- Ни разу.

- Даже за какие-то обидные поражения?
- Меня два раза премировали после того, как мы проигрывали. В Корее.

- Надо объяснить читателям, это же не были специальные поражения?
- Конечно, нет. Никаких договорных игр. Просто мы очень хорошо играли, проигрывали, но президент клуба решал нас вознаградить за игру. Корея – феноменальная страна. Я там отработал 4 года, мог еще восемь отработать, но тоска по родине, дети росли. Вот вам пример. В 1994 году в Корее произошел дефолт. Все рухнуло. Президент страны обратился к людям: если есть возможность, принесите кто что сможет, через 20 лет мы гарантируем возвращение. Сутками люди стояли в очереди в банки, чтобы отдать часть сбережений, золото. Многие сказали, нам не нужно, чтобы нам возвращали через 20 лет, пусть останется у страны. Футбольные клубы поступили так. Президенты собрались и сказали, контракты – это святое, но премиальные – не больше 500 долларов. И ни один президент не обманул своего коллегу.

Самые маленькие премиальные – в Камеруне. За участие в чемпионате мира и три победы я не получил ни копейки

Когда меня представляли команде, президент сказал: Непо – строгий тренер, он не любит проигрывать. Я поспешил успокоить: для меня важно, чтобы команда играла честно, старательно. Неважно какое место мы займем. Мы были на 7 месте, потом начали потихонечку подниматься и вдруг, проигрываем, хотя были рядом с тройкой. Имели громадное преимущество, но ошибка судьи повлияла на исход. И получили за это премиальные. Потом поехали на сбор. Играли против испанской команды, которая только что обыграла «Ротор». Мы уступили, хотя весь матч имели преимущество. После матча приглашают к президенту на собрание. Подумал: будет разбор полетов. Вся команда собралась и президент говорит: за вашу честную, самоотверженную игру, которая прославила корейский футбол, хочу вас премировать.

- Со штрафами и поощрениями понято, а какую самую большую премию вы получили?
- 100 тысяч долларов за победу в Кубке Корее, при том, что годовой мой контракт был 40 тысяч долларов. А самые маленькие премиальные – в Камеруне. За участие в чемпионате мира и три победы я не получил ни копейки, хотя для Камеруна мы заработали больше 2,5 миллионов долларов.

В Африке обворовали почти сразу

- Важный кусочек вашей жизни – работа в Камеруне.
- Это не кусочек – кусочище. Труднее, чем там, не было нигде.

- Вы чувствовали себя там, как белый человек?
- Как выясняется, я очень заблуждался в уровне африканского футбола. Во-первых, я туда приезжал ни как тренер сборной, а как советский специалист для работы с молодежным составом. В итоге стал главным тренером национальной команды. В то время в Камеруне профессиональный футбол отсутствовал, ребята после игр разъезжались. Бывало начинается сбор, а у меня игроков нет. Тем не менее это была очень футбольная страна. И себя умели поставить. Если в Африке они вели себя, не утруждая этикетом, то приезжая на сбор во Францию могли отчитать горничную за не слишком чистую постель или за африканский волосок, который они обнаружили после уборки. Знали, как пользоваться вилками, ножами, что в какой руке держать. При этом спокойно переносили тяготы сборов перед матчем с Анголой в Африке, когда нас размещали в казарме на двухъярусных кроватях. Футболисты знали по три-четыре языка.

- В Африке непросто жить и с точки зрения всяких болезней.
- Мы прививались перед поездкой и, судя по анализам, я пару раз переносил в легкой форме малярию. Жена страдала больше. Ей очень там не нравилось.

- Там не страшно было жить?
- Мы вначале жили в отеле, а потом переехали на виллу министра спорта. Сложили вещи на вилле и, так как там не было электричества, воды, на одну ночь вернулись в отель. Приезжаем с утра – вещей нет, вынесли все подчистую. Все, что нажито непосильным трудом (смеется). Это я сейчас улыбаюсь, а тогда испытал большой шок. Потом я вынужден был обратиться в посольство, чтобы мне приставили охранника. Мне сказали: все, вы дали работу одному человеку, теперь камерунцы будут вас уважать. Охранник сидел на вилле.

- А как же перемещения по дорогам?
- Пешком не ходил. Ездил на машине. Мою машину знал весь Камерун, у нее был пропуск «проезд всюду», поэтому никто не трогал. Когда нужно было жену на рынок отвезти, я высаживал ее за квартал, и она с подругами шла на рынок, потому что если появлялся я, то цены взлетали в три раза. В отличие от той же Турции, где, если меня узнавали, наоборот все бесплатно отдавали.

- По отношению к вам не было каких-то расистских действий?
- Ко мне нет. Хотя в Африке видят кто темнее, кто светлее даже среди своих соплеменников. Мой темнокожий переводчик не раз говорил, а, это тот черный. У них в Камеруне десять племен и они между собой могу зацепиться. Белых тоже не все любили. Камерунцы терпеть не могут англичан, но французов уважают. И по мне журналисты очень сильно били. Перед выездом на чемпионат мира устроили компанию, мол, надо заменить тренера хотя бы на француза. Сначала камерунцами очень трудно было управлять, потом они стали относиться ко мне посерьезнее. Далее наладилось взаимопонимание и все нормализовалось. После появления Роже Милла вообще возник новый уровень отношений. После чемпионата мира стали носить на руках. Я оттуда еле-еле уехал. У меня дочка замуж выходила, а они мой паспорт спрятали. Новый контракт подсовывали. Я говорю, спасибо, до свидания.

Легко отличу корейца от японца и китайца

- В работе в Корее не было сложностей с тем, чтобы различать футболистов? Ведь азиатские народы для нас на одно лицо.
- Ничего подобного. Вот африканцы нас плохо различали. Был в Камеруне тренер русский двухметровый и я - не такой уж высокий. Так вот, они умудрялись нас путать. А корейцев я легко различал. Потом я настолько адаптировался, что легко мог понять кто передо мной – северный кореец или южный кореец, китаец или японец.

- Они разные?
- Они даже между собой разные. Северяне – спокойнее и крупнее, южане – мельче и эмоциональнее. Ну как у нас. В этом смысле весь мир одинаков, южане предприимчивее, северяне спокойнее.

- То есть вы хотите сказать, что если сейчас в одной компании пойдут кореец, китаец и японец вы скажите, кто из них кто?
- Без проблем. Вот бурята с корейцем я однажды спутал. Имена я тоже легко запоминал. От природы такая способность. Я когда через две недели тех же камерунцев стал называть по именам, они очень удивились.

- Вы работали во многих странах. В какой из них было работать наиболее комфортно?
- В Корее и Японии. Но для супруги Япония оказалась настолько дискомфортным местом, что мне пришлось даже разорвать контракт.

- Меня не поймут, если я не спрошу про наиболее горячую тему последнего времени: переформатирование «Анжи». Как вы к этому относитесь?
- Я, честно говоря, очень сожалею, что этот проект с «Анжи» рухнул. Понимаю, что нельзя развивать футбол на таком сверхзатратном уровне. Но этот проект мне казался правильным, потому что он поднимал общий уровень футбола, интерес к нашей стране, к нашему футболе. Что касается ситуации с Денисовым, то Игорь – правдоруб, которому не хватает дипломатических способностей выразить свои мысли. У меня были такие люди, встречались очень сложные характеры, и я умел находить с ними общий язык.

- Валерий Кузьмич, прожив такую большую жизнь, есть что-то о чем вы сожалеете, что хотели бы изменить?
- Если бы начать жизнь сначала я бы абсолютно прожил ее так, как прожил.

- Вы - счастливый человек.
- Не буду с этим спорить. Я вырастил детей, построил дом, поработал в футболе на разных уровнях, получив и до сих пор получая большое удовольствие.

- Здоровья вам и новых вызовов!