Предыдущее наше интервью случилось пятнадцать лет назад. Сейчас вернулись, чтобы убедиться — новый кабинет Евгения Ленноровича куда просторнее предыдущего. Изумительный вид из окна. Среди леса многоэтажек мы пытаемся угадать дом Льва Яшина в Чапаевском переулке. Он где-то здесь, совсем рядом.

В новом кабинете немало икон. А Евгений Леннорович, человек с самой могучей энергетикой в российском футболе, глядит на нас устало. Должно быть, сложный день.

Через минуту выяснится, что первое интервью за долгие времена обозначено в ежедневнике Гинера как короткое, незначительное. Приуроченное к 20-летию грандиозной победы ЦСКА.

— Хотели начать с темы Кубка УЕФА, — звонко сообщили мы. Разложив листочки по столу.

— А других тем у нас и нет! — обрубил вдруг Гинер. В бархат этого голоса обернута сталь.

За окном лютовала буря. Небо стало темным — в прямом и переносном смысле. Стопку вопросов можно было в ту же секунду смахнуть со стола.

Поначалу разговор напоминал пинг-понг — столь коротки были ответы Евгения Ленноровича. Но вдруг он смилостивился, чуть оттаял. Взглянул на нас по-приятельски. Перестал посматривать на часы.

Икона

— Финал Кубка УЕФА пересматривали?

— Ни разу. Я вообще за эти годы в ЦСКА ни одной игры не пересмотрел.

— Мы думали, кайф смаковать такие матчи.

— Зачем? Выиграли — что смаковать-то? Я даже ни с кем не обсуждал финал. Достаточно того, что помню его каждую минуту.

— К перерыву нас не покидало ощущение катастрофы. Казалось, шансов нет...

— Долго было похожее ощущение. Но я сидел рядом с президентом УЕФА Леннартом Юханссоном. В какой-то момент взглянул на меня: «Ты что так волнуешься?» — «0:1, у соперника дома играем...» — «Да не переживай, сегодня вручу кубок вам!» Почему-то я сразу успокоился.

— Поверили?

— Да!

— Матч был поздний. Как провели тот день?

— Ездил по Лиссабону, осматривал достопримечательности. Пообедал в ресторане на берегу океана... Ничего сверхъестественного.

— О вас говорят как о человеке выдающейся интуиции. Что подсказывала?

— Должны выиграть — следующий шанс будет нескоро! Днем никакой тряски не было. Что нервничать — если ничего не можешь изменить? Только ближе к игре началось.

— Какие-то ритуалы для самых важных матчей у вас есть?

— Нет. Мне ходить в одной рубашке? Или трусах? Надо быть верующим, а не суеверным. Это вещи, противоречащие друг другу! А я верующий.

— У ваших футболистов миллион примет. А у вас?

— Ни одной.

— У верующих обычно бывает особенная икона, которая сопровождает по жизни.

— У меня такая есть. Николай Угодник. Икона старинная. Не помню, где купил.

— Она здесь? Покажите!

— Здесь у меня много икон, но та — дома.

— В Лиссабон брали?

— Нет.

— Президент «Стяуа» говорил: «Лишь два раза в жизни я заходил в церковь и просил о чем-то футбольном». У вас бывало?

— Да.

— В том числе перед финалом Кубка УЕФА?

— Думаю, нет.

— А последний случай, когда просили?

— Не хочу лукавить. Это не в моих принципах. Матч может быть в субботу — а я в храм зашел в среду. Просил за семью, близких. Ну и чтобы команде Господь помогал.

— Какой московский храм ваш?

— Святителя Николая на Щепах.

— Чем дорог?

— Патриарх Алексий когда-то благословил — и я этот храм восстановил.

— Давно?

— Прилично. Алексия-то уже сколько лет нет!

Формула

— Есть какая-то история о лиссабонском финале, которую вы еще не рассказывали?

— Нет. Что мне скрывать? Я человек прямой. Если говорю — то все. Или не говорю вообще. Какой смысл быть змеей, вилять хвостом?

— Сергей Игнашевич как особенный вспоминает полуфинал с «Пармой». Она боролась за выживание в серии А и выставила дома полурезервный состав. Закончили 0:0. Валерий Газзаев в Москве устроил взбучку. Каждого футболиста поднимал и спрашивал: «Объясни, почему мы не выиграли? Назови причину!»

— Вы говорите «Парма» — и у меня в памяти сразу всплывает другой эпизод. Когда уже в ответном матче кто-то из болельщиков кинул на поле петарду, итальянский вратарь упал. Ну и началось: «Давайте ЦСКА поражение засчитаем...»

— Представляем, как вам было тревожно.

— Нет. Я не сомневался, что все будет в порядке.

- А вот Игнашевич, заставший в «Локомотиве» историю с «Тиролем», переживал: «Я ждал чего угодно. Тем более вратарь попросил замену».

— Я же не отчитывался перед Игнашевичем. Не говорил: «Сережа, не волнуйся, ситуация под контролем».

— Удивились, что Валерий Георгиевич после 0:0 на выезде бушевал?

— От вас первых слышу, что он устроил разнос. Я не лез в такие дела! В футболе и политике разбираются все. Может, еще в медицине. Но я не считаю себя знатоком футбола. Поэтому в тонкие моменты не суюсь.

Управлять не означает быть настолько внутри процесса. Учить Газзаева тренировать. Говорить ему, кто из футболистов сильнее. Есть селекционеры, спортивный отдел, а на мне глобальные решения. Клубом и бизнесом руковожу по одному принципу. Если бы я Газзаеву подсказывал — как мне с него спрашивать?

— В том розыгрыше лучшим для ЦСКА был матч против «Осера». Просто раздавили могучих французов.

— У меня не отложилось. Вот какая разница — ударил ты один раз по воротам и забил или лупил весь матч и победил 5:0?

— А эстетическое наслаждение?

— Оно должно быть от самой игры. Для меня важнее всего счет на табло. Футбол — это результат. Не более.

— А не воспоминания, не эмоции?

— Нет!

— Бывало, что сидите на трибуне, матч для вашей команды закончился поражением — а вы получили удовольствие от футбола?

— Ни разу такого не было. Вспоминаю, как в 2003-м на «Динамо» принимали «Ростов». 85 минут не выпускали соперника за центр поля. А потом Кампамба убежал и нам забил. Проиграли 0:1. Как думаете, радостно мне было, оттого что 85 минут ЦСКА смотрелся блистательно?

— Все понятно.

— Лет пятнадцать назад Карл-Хайнц Румменигге сказал мне мудрую вещь: «Движение на дорогах и спорт — зеркало жизни страны». Я часто возвращаюсь мыслями к этой фразе и убеждаюсь — так оно и есть. Если на дороге люди себя ведут культурно и спорт на высоте — у всей страны порядок. Словом, формула «играли хорошо, но уступили» меня не вдохновляет.

— Вот прозвучал финальный свисток в Лиссабоне. Начались празднования. Кто-то рассказывал, как у командного автобуса Виталий Мутко пел с футболистами «День Победы». Кто-то откопал в памяти, что не было шампанского и в кубок заливали спонсорское пиво. А у вас какая картинка перед глазами?

— Как я с сыном Вадимом в раздевалке сфотографировался рядом с Кубком УЕФА.

— Сейчас вспоминаем финальную секунду — прямо слезы подступают. У вас тоже?

— Нет. В 2005-м, наверное, было. А скоро нас допустят в еврокубки — и надо новый трофей выигрывать. Конечно, он будет! Для чего же тогда сражаться, играть? Если не веришь в успех — никогда не победишь!

— Любимец в той команде у вас был? Теперь-то можно открыться.

— Нет. Честно вам говорю. Это же моя семья — как в семье выделять кого-то из детей?

— «Папой» вас звал только Вагнер.

— Дело не в этом. Команда была шикарная. Вот сейчас справляем 20-летие финала. Съезжаются отовсюду ребята. Увидимся, пообщаемся... (Интервью состоялось за три дня до гала-матча на ВЭБ Арене. - Прим «СЭ».)

Садырин

— В прежнем кабинете вы показывали нам мяч, которым ЦСКА забивал голы в финале Кубка УЕФА. В новом что-то не наблюдаем.

— Здесь его нет.

— Куда ж делся?

— Не знаю... Что не выбросил — это точно. А-а! Вы проходили коридором — там у нас за стеклом реликвии. В том числе мяч.

— Если не сразу вспомнили — вас сейчас не трогают эти вещи?

— Абсолютно!

- Странно. Нам казалось, этот мяч первым делом заберете из старого кабинета. А что-то перевезли сами, в своей машине, не доверив помощникам?

— Не было такого. За всю перевозку отвечали помощники. Я в этом плане лентяй.

— Еще в том кабинете хранили тетрадку стихов, написанных Михаилом Таничем от руки.

— Теперь дома лежит. Михаил Исаевич — потрясающий человек, я очень тепло к нему относился. Часто и подолгу разговаривали. Было чему поучиться.

— Самое интересное, что от него услышали?

— Как он оказался в тюрьме — из-за тетрадки Солженицына.

— Шесть лет отсидел. Вы говорили — были так близки с Таничем, что он стал вторым человеком после мамы, к кому пошли на похороны. Больше не ходили никогда и ни к кому.

— Еще бабушку хоронил, которая меня воспитывала. Всё.

— Она тоже на Даниловском, как и мама?

— Да.

— Вы очень дружили с Алексеем Еськовым, человеком большого обаяния. Потом он умер. Кто сегодня ваш лучший друг в футболе?

— Я ко многим отношусь с теплом. Но друзей нет. Вот был Леша, а сейчас — никого

— Помним историю — какая-то газета поторопилась, объявила о его кончине.

— Было.

— Вы устроили целое расследование, как такое могло произойти.

— Да. К сожалению, многие журналисты работают, как я узнал, на... Лайки, да?

— Совершенно верно.

— Почему-то больше зарплата из-за лайков. А мне кажется, что серьезный, хороший журналист — это важнее лайков. Кругом одно и то же: футболиста Х видели в ресторане с бокалом вина. Рядом сидела женщина. Публике такое нравится — ставят лайк. Зарплата ваша увеличивается.

Вот почему я стараюсь теперь не давать интервью? Как раз поэтому! А раньше, когда «Спорт-Экспресса» еще не было, я не всегда успевал купить «Советский спорт». Если покупал — читал все, вплоть до типографских данных. Вы представляете?

— Конечно.

— Раз перешли на лайки и скандалы — Бог вам судья. Меня это не касается.

— В свое время вы приложили руку к закрытию бульварной газеты «Жизнь».

— Мы поспорили с ее хозяином Габреляновым. Там опубликовали заметку про Карвалью — мол, насиловал в Москве девушку. Начинаем разговаривать: «Такого не было». — «Было!» — «Если докажу, что не было — закроешь газету?» — «Да!»

Я показываю паспорт Карвалью со всеми печатями. Тот за сутки до происшествия уже находился в Бразилии. Габрелянов, надо отдать должное, произнес: «Жень, никаких вопросов. Больше этой газеты не существует».

— Еськов рано умер, онкология. Даже при ваших возможностях спасти было нереально?

— В то время, в 2002-м, — нет. Сегодня бы спасли. Совсем другая медицина, людей вытаскивают. Или возьмем Садырина. Я консультировался с лучшими врачами, узнав о его диагнозе. Мне сказали: «Если перейти на санаторный режим, гарантируем 5-7 лет». Сообщаю об этом Паше — он отвечает: «Я буду работать». Снова к врачам — и слышу: «Тогда проживет до конца года, не больше».

— Садырин об этом знал?

— Да.

— Вы пытались его отговорить?

— Пытался. Но он взрослый человек, старше меня. Принял такое решение.

— Как вам сейчас кажется — решение было правильное?

— Нет.

— Его или ваше?

— Его. Я-то что мог сделать? Все слова врачей Садырину передал. Решал только он. Я в его жизнь лезть не имел права.

— Мотив Садырина вам понятен?

— Что понимать? Я знаю его мотив. Но это уже не для газеты.

— Он как артист — мечтал умереть на сцене?

— Нет. Там другая причина. Но раскрывать подробности личной жизни Павла Федоровича я не могу.

— Товарищи из прошлого — Садырин, Еськов — во сне возвращаются?

— Нет, я сплю крепко. Вообще без снов. Кошмары никогда не мучили.

Дорога

— Однажды вы сказали: «Не выношу шумных торжеств. Стараюсь в день рождения уехать куда-нибудь подальше и отключить телефон». Вам вот-вот 65. Поступите так же?

- Ну, с друзьями посижу... Но какие сегодня празднования? Это некорректно, некрасиво. СВО идет! Нужно с уважением относиться к ребятам, которые бьются и гибнут на линии фронта.

— 65 лет — это возраст?

— Нет. Зачем заглядывать в паспорт?

— Глядя на вас, верим, что действительно не надо.

— Уверяю вас — не стоит. Живите и радуйтесь! Я все время чувствую себя молодым. Только бегаю уже медленнее. Хожу не так быстро, как хотелось бы.

— Вы об утренних пробежках?

— Да, у себя в деревне. Всё по самочувствию, никакого обязательного километража.

— Люди вашего уровня пенсию оформляют?

— Я не оформлял. Даже не думал об этом.

— Вы хоть представляете, какая у вас пенсия?

— Понятия не имею.

— К 65 годам на машине стали медленнее ездить?

— Нет.

— Пятнадцать лет назад гоняли так, что охрана за вами не всегда успевала. А сейчас?

— Теперь езжу без охраны. Я сам себя защитить могу. Охрана — она от кого? В лучшем случае — от хулиганов.

— Разные бывают ситуации.

— Какие?

— Сумасшедших на дороге хватает.

— Вы правы, неуравновешенных много. Но падают они точно так же, как и несумасшедшие.

— Мы тут вычитали — вы, известнейший в Москве любитель «Мерседесов», пересели вдруг на «Теслу». Почему?

— Нет, я пересел на HiPhi.

— Боже. Это что?

— Китайская электрическая машина

— Наслаждение от нее?

— Да. Отличный автомобиль! Про все китайские не скажу, но этот — замечательный. Совсем другая скорость, разгон... Ну а зимой я по-прежнему на «Мерседесе».

— Даже в гололед — на летней резине? Как и в давние времена?

— Вот сейчас задали сложный вопрос. Надо пойти посмотреть, какая резина. Думаю, всесезонная. Что резину я не меняю — это факт.

— Если живете в Подмосковье — как без шипов?

— Я никогда на шипах не ездил. Это же как на коньках! По мне — глупость. Если за городом вместо асфальта каток — одной стороной немножко ловишь снег, и все будет хорошо.

— Неприятные приключения вам дорога дарила?

— Всякое бывало. Я не против женщин за рулем. Или не умеющих ездить мужчин. Смертники не они.

— А кто?

— Те, кто едет, глядя в телефон. Я, занимавшийся автоспортом и в свое время выступавший, обязательно вставляю наушник.

— Представляем, сколько разговоров у вас было с Вениамином Мандрыкиным на эти темы. Тот-то летал со скоростью 200, набивая на ходу эсэмэс.

— Бесед действительно было много. К сожалению, Веня не услышал. Да и я в молодости не всегда прислушивался к старшим. Это дело такое...

Санкции

— Ваш нынешний день как строится? Мы уйдем — чем займетесь?

— Бизнесом. В приемной сидит директор моего завода — ждет, когда сможем пообщаться. А пока общаюсь с вами.

— Ваш сегодняшний бизнес — это что?

— У меня много направлений. Вас какое интересует?

— Главное.

— Все главные! Энергетика, сельское хозяйство, гостиницы...

— Мы еще вычитали — вы владелец конструкторского бюро автоматических линий, которое выпускает патроны.

— Я вычитал то же самое. Из-за этого ВСУ объявили меня военным преступником. Вот тогда и выяснил, что, оказывается, скупал бизнес на Украине с целью изменить границы и конституцию страны. Получив деньги, нес их русским солдатам. Плюс произвожу и поставляю патроны...

— Ничего этого не было?

— Бред! У меня нет завода по изготовлению патронов.

— Из всех направлений, которые назвали, к чему особенно лежит душа?

— Мне везде интересно. Есть поговорка: хозяин из лавки — лавке конец. Если не погружаешься в нюансы, то... Это все.

— Значит, занимаясь сельским хозяйством, вы изучаете что-то про картошку?

— Картошки у меня нет. Выращиваю рапс, сахарную свеклу, сою, пшеницу...

— Про эти вещи знаете все-все-все?

— Не все, конечно. Но многое, агрономы мне докладывают.

— Лев Лещенко купил деревообрабатывающий комбинат под Владимиром. Нам показалось, он может толковать три часа о древесине, знал все до мелочей. Вы готовы столько же говорить о рапсе и пшенице?

— Нет. Зато могу часами рассуждать об энергетике и отелях. Со всеми тонкостями.

— Читаем книгу одного известного бизнесмена вашего поколения. Пишет — трижды банкротился. Вы хоть раз были близки?

— Нет. Но меня пытаются банкротить. Та сторона желает отобрать весь украинский бизнес. Цель одна — заполучить деньги, ничего другого. Хотя украинского бизнеса у меня давно нет!

— Как же пытаются?

— Это уже не ко мне. Бизнеса на Украине у меня нет с 2014 года. Они уговорили американцев, европейцев — я попал под санкции. Дальше ничего не получается — заочно осудили. Вы им задайте вопросы!

— Какие?

— Коломойский поставил Зеленского президентом. А тот его загнал в подвалы СБУ. Для чего? Необъяснимо! Я не нахожу ответов! Вот так у них все устроено. Взгляните — у меня же на столе нет пакетиков, которые надо срочно убрать.

— У нас было много друзей на Украине. Общение прервалось. У вас наверняка та же история. Большое для вас переживание?

— Да нет никаких переживаний. Был у меня близкий друг, с которым выросли в Харькове. Он никуда не пропадает, все время на телефоне. Просто теперь я не могу к нему приехать, а он ко мне.

— Это миллионер Ярославский, бывший владелец «Металлиста»?

— Нет-нет. С Ярославским хорошие отношения, но мы никогда не дружили. Я говорю про моего друга детства.

— Он и сейчас в Харькове?

— Нет, уже в Германии.

— С европейцами отношения прервались? С тем же Румменигге?

— Нормально общаемся. Как и с Лапортой. Поздравлял его недавно с победой над «Реалом». Прекрасные люди, бизнесмены, которых тоже не устраивает происходящее. Но они не выключают телефоны, не ставят блок на звонки из России.

— Со всеми руководителями европейских клубов у вас контакт сохранился?

— Да.

— Сталкивались с ситуацией, когда кто-то с вами не хочет общаться, потому что вы человек из России?

— Нет. Мы о Кубке УЕФА закончили?

— О Кубке УЕФА — да. Хотелось к юбилею чуть-чуть о жизни.

— Ребята, да кого моя жизнь интересует? Заканчивайте...

— Очень интересно всем, поверьте.

— Да ну, чушь это.

— Не так часто мы встречаемся, раз в пятнадцать лет.

— Ну давайте еще чуть-чуть.

Бокс

— Нобель Арустамян нам рассказал историю, которая поразила. Вам исполнялось 40 лет, партнеры решили сделать подарок — отдали в управление футбольный клуб ЦСКА. Это правда?

— У меня всего один партнер. Он любит футбол, но не считает, что может в нем управлять или что-то делать.

— Фактически вы получили футбольный клуб как подарок?

— Ну... Наверное!

— Это фантастическая история.

— Что фантастического? Нормальная!

— Вашего партнера можно назвать?

— Зачем?

— Хорошо. Оказавшись в новом деле, наверняка столкнулись с неожиданностями. Помните первые?

— Для меня в футболе с некоторых пор неожиданностей нет. Вот главный сюрприз я помню — в юности считал себя как минимум Пеле. Легендарный тренер «Металлиста» Евгений Филиппович Лемешко собрал нас, пацанов из заводских команд. Через две недели я понял, что могу в лучшем случае подавать мячи с бровки. Потому и закончил с футболом.

— Это что ж было?

— Я тогда не знал, что со мной вместе пришли пять будущих сборников СССР. Разница с заводской командой колоссальная.

— Из этих пяти мы сразу угадываем только вратаря Сивуху. Может, еще Юрий Тарасов, в 39 лет пропавший без вести? Или уникальный футболист Александр Баранов, поигравший в «Спартаке» и киевском «Динамо»?
— Угадали одного. Был Сивуха. А еще Бессонов, Балтача, Каплун и Крячко. В 1977-м с юниорской сборной они выиграли чемпионат мира в Тунисе. Ну какие у меня были шансы?! Разве что мячики им подавать!

— И вы переключились на бокс?

— Да.

— Самая яркая ситуация, когда вам пригодились боксерские навыки?

— Когда езжу без охраны.

— Не представляем вас в дорожном конфликте.

— Всякое случается. Сейчас стараюсь быть спокойнее, но...

— Вы из тех, кто на дороге становится другим человеком?

— Нет, такой же.

— Бес не вселяется за рулем?

— Я и в жизни такой бес! Чему там вселяться?

— Если кто-то внаглую подрезает, у вас немедленное желание рассчитаться?

— Я же занимался автоспортом. Для меня ответить, подрезать, остановить вообще не проблема. Но в Москве за руль не сажусь. Вечные пробки, хлопоты с парковкой... Для этого есть водитель. Вот мы с вами договорились на 14.00. Но все движение в центре города было перекрыто — полтора часа на Кремлевской набережной проторчал.

— Любой человек, профессионально занимавшийся боксом, хоть раз побывал в нокауте. Вы тоже?

— Бог миловал. На занятиях тренер нас ставил с тяжеловесами. Но им бить запрещал.

— Для чего это?

— Чтобы они быстрее работали. С мухачами спарринговать трудно, они шустрые.

— Вы-то били?

— В том-то и дело. Наверное, я больно ударил — лишь услышал, как сверху пролетает рука. Говорю: «Все, я закончил». — «Ладно, успокойся...» Нокаута не было.

— Он вам что-то показал?

— Нет, он бил. Просто я успел присесть. Но эффект был впечатляющий. Если бы не уклонился — гавкал бы на лампочку.

Марио

— В 2009-м мы поинтересовались у вас — последний человек, у которого просили прощения? Вы сразу сказали: «Рома Бабаев. Если ты неправильно себя повел — должен извиниться. Независимо от своего положения и возраста». А как бы сегодня ответили?

— Точно так же.

— Значит, вновь Бабаев попал под горячую руку, а потом услышал от вас: «Прости»?

— Нет-нет. Рома уже ни при чем. Я не помню, перед кем последний раз извинялся. Но вообще для меня это не составляет труда. Если не прав — всегда признаю и попрошу прощения. Не зазорно.

— Раз умеете признавать ошибки — какую особенно хотелось бы исправить за все годы в должности президента ЦСКА?

— (После паузы.) Ошибки, конечно, случались. Но фатальных, пожалуй, не было.

— Хоть за одно решение мысленно себе поаплодировали?

— Не бывает такого. С юности придерживаюсь правила, которому научила бабушка. Как-то сказала: «Сынок, прежде чем что-то сделать, поговори с умным человеком». Я уточнил: «Это с кем же?» — «С собой. Задай себе вопрос: да или нет? Определись — и принимай решение. Возможно, ошибешься. Но в любом случае это будет твой выбор».

— В 1993-м Газзаев тренировал московское «Динамо». Туда должны были перейти Цымбаларь с Никифоровым. Но человек из клуба слил информацию в «Спартак» — и футболистов перехватили. Вы с таким сталкивались?

— Нет.

— А с предательством?

— Меня не предавали.

— Никто и никогда?

— Именно так.

— Даже в бизнесе, где мины на каждом шагу?

— Я на них не наступаю.

— Когда-то вы рассказывали, как Марио Фернандес поразил вас порядочностью. Пропустив год из-за травмы, пришел к вам: «Готов переподписать контакт без всяких повышений, хочу вернуть ЦСКА этот год».

— И что?

— Вы приводили Марио в пример как человека чести. Два года назад все изменилось. Для вас эта история — боль?

— Я думаю, все случившееся должно быть болью для него, а не для меня. Мне-то что? Он же не мой сын.

— Как восприняли его поступок?

— Нормально воспринял. Он решил так — ну и решил. Вот Фернандеса и кинули. Это же его жизнь, его судьба, а не моя. На здоровье!

— На «ВЭБ Арене», приехав с «Зенитом», он убивался сильнее, чем в любом другом матче. Вы с Марио встретились?

— Нет.

— Бывало, что не верили в потенциального новичка — а Бабаев вас переубедил?

— Я не считаю, что разбираюсь в футболе. Давать игрокам профессиональную оценку не могу. Для чего нам селекционный отдел, если буду все замыкать на себе?

— Деньги-то ваши.

— Тут вопрос не в деньгах. Если наши селекционеры рекомендуют футболиста, за которым давно следят, и тренер кандидатуру одобряет, никогда не скажу: «Нет, мне этот парень не нравится!»

— Но ведь был эпизод с Красичем. Его агент вспоминал: «Гинеру принесли видео с играми Милоша. Потом говорит: «А теперь пусть пришлют диски с записью двух матчей, где он плохо сыграл». Когда все это посмотрел, Красича сразу подписали».

— Может, я и просил какие-то диски. И глобальные решения как руководитель клуба принимаю я. Несу за них ответственность. Но в работу селекционного отдела не вмешиваюсь.

— А такое случалось: вам игрок нравится, но тренер его на дух не переносит?

— Не исключено.

— Что же было дальше? Жаркие споры?

— Нет, в это я не лез. Единственный, за кого попросил, предварительно переговорив с ребятами, — юный Щенников. Сказал тогда Слуцкому: «Дай мальчику матчей десять и определись — можно на него рассчитывать или надо в аренду отдавать». Слуцкий пошел мне навстречу. В итоге Жора заиграл и на много лет стал основным защитником ЦСКА, до сборной дорос.

— Слуцкий рассказывал нам: «Я был потрясен количеством вариантов, которые предлагал Гинер, чтобы избежать моего ухода из ЦСКА».

— Да, говорил ему: «Оставайся». Но он решил, что нужно учить английский.

— Глядя на дальнейшую карьеру Слуцкого, вам кажется, что он ошибся, расставшись с ЦСКА?

— Ну конечно!

— Сам Леонид Викторович это понимает?

— Не знаю. Я же не могу залезть ему в голову.

Акинфеев

— У Игоря Акинфеева было хоть одно предложение из Европы?

— Нет.

— Но почему? Вратарь-то классный.

— Я объясню. Прежде чем договариваться о трансфере, представители клуба всегда выходят на игрока. Прощупывают почву: готов? Не готов? Мы, руководители, между собой можем обсуждать что угодно. Но какой в этом смысл, если футболист скажет: «Я никуда не поеду».

Думаю, Игорь сразу всем отвечал: «У меня один клуб — ЦСКА. Где начинал, там и закончу». Вот почему на моем столе не было предложений по Акинфееву. Зачем присылать, когда игрок четко дает понять, что покидать ЦСКА не намерен.

— За эти годы — самый памятный игровой эпизод с Акинфеевым?

— Первый. В 17 дебютировал в Самаре и сыграл на ноль, взял пенальти от Каряки.

— А лондонский матч с «Арсеналом» в Лиге чемпионов?

— Ну, игр, где Акинфеев тащил все, очень много. Долго могу перечислять. А сколько у него рекордов? Пару лет назад я сказал, что он уже превзошел наших лучших вратарей, включая Яшина и Дасаева. Так Дасаев на меня обиделся!

— Мы помним комментарий спартаковского голкипера: «Кто такой Гинер? Мне его мнение неинтересно».

— Я с уважением отношусь к Яшину и Дасаеву. Оба — великие, без вопросов. Лев Иванович еще и олимпийский чемпион, обладатель Кубка Европы, получил «Золотой мяч»... И Игорь сам по себе очень скромный и со мной не согласится. Но я-то говорю о статистике. Акинфеев давно побил рекорд Яшина и Дасаева по количеству сухих матчей. Как в чемпионатах страны, так и за сборную. И вообще больше всех игр провел. В этом плане Игорю объективно нет равных.

— Двумя словами — о характере Акинфеева?

— Мне хватит одного. Мужик! Уже в 16 лет это в нем чувствовалось. Вроде еще ребенок, но...

— Настолько духовитый?

— Да!

— Слуцкий когда-то советовал Акинфееву быть добрее к людям. Вы эти пожелания разделяли?

— Нет. Я никому не даю советов, как нужно жить.

— Если бы не ваши советы, Игнашевич со своей пекарней давно бы прогорел.

— Это другое! Ребятам неоднократно повторял — о футболе со мной говорить не надо. Как и о том, почему вас тренер не ставит. Если же дело касается бизнеса — приходите.

Теперь об Игнашевиче. Он мог дважды прогореть. Сначала, когда хотел купить помещение, в котором, по словам Сергея, ему платили бы за аренду 10 тысяч долларов в месяц. За квадратный метр!

— Где ж такие расценки?

— Это и для меня загадка. А второй момент — когда он выписал менеджеру банка доверенность на управление своим счетом.

— Зачем?

— Вы с Игнашевичем знакомы?

— Да.

— Вот и поинтересуйтесь при случае, для чего это сделал.

— Вы не спрашивали?

— В такой ситуации надо помогать, а не спрашивать. С банком оперативно решили вопрос. Игнашевич ничего не потерял.

Мошенники

— Самая невероятная афера, в которую пытались затащить вашего игрока?

— Да все не упомнишь. Ребят постоянно хотят куда-то втянуть — знают же, что денег у футболистов много. А сейчас мошенники вообще на каждом шагу. Разводят по телефону, и люди переписывают на них квартиры, отдают сбережения...

— Мошенники и до вас дозваниваются?

— Периодически.

— Номер сразу блокируете?

— Нет, иногда могу с ними подискутировать.

— Самое неожиданное, что услышали?

— Ничего интересного. То какое-то письмо на почту пришло, то ключ от домофона поменять предлагают...

— Акинфеев к вам за советом по бизнесу приходил?

— Нет. Он туда не лезет.

— Правильно делает?

— Конечно. В любом бизнесе нужно самому все контролировать. А если нет времени вникнуть и ты просто даешь кому-то деньги... Тогда получится, как в той поговорке: хозяин из лавки — лавке конец.

— Лучшее, что может сделать футболист со своими сбережениями, — накупить квартир и сдавать?

— Почему? Сейчас, например, банки предлагают открыть вклад под 20 процентов годовых. Это выгоднее.

— Последняя цифра, которая вас поразила?

— Хм. Вот если бы пришел на рынок, где бабуля продает ведро яблок за 10 тысяч долларов, я бы поразился. И не купил бы. Потому что на все есть своя цена. А 50-60 миллионов евро за футболиста... Эти заоблачные суммы уже давно никого не шокируют.

— А если говорить не о трансферах? Нам тут один агент рассказывал, как приценивался к новенькому «Гелендвагену». С изумлением обнаружил, что сегодня он обойдется в 30 миллионов рублей.

— Я за последнее время автомобили не покупал, но знаю, что они сильно подорожали из-за санкций. Если бы мне понадобился, нашел бы возможность приобрести по старой цене, не за 30 миллионов.

— У вас же когда-то был автомобильный бизнес.

— Еще в середине 90-х от него отошел.

— Став президентом футбольного клуба, вы в первом же интервью заявили, что одна из главных задач — построить для ЦСКА стадион. Из-за бюрократических проволочек растянулось все на полтора десятка лет...

— Исключительно из-за того, что у Министерства обороны земля на Песчаной не была оформлена в собственность. Еще с советских времен. Вроде вся страна знает, кому это принадлежит. Но бумаг-то нет. А как без них приступать к стройке?

— Рискованно.

— Не то слово! Начнешь, а потом тебе скажут: «Спасибо, но стадион здесь не нужен. Лучше возведем жилье».

— Когда поверили, что все сбудется?

— В 2011-м. Сергей Борисович Иванов разобрался с документами и сильно нам помог. Я рад, что мы построили прекрасный стадион. Уходить еще не собираюсь, закапывать меня рано. Но в любом случае приятно осознавать, что все это останется болельщикам.

Агенты

— Весь футбольный мир в курсе, что вы ненавидите агентов. Конкретный момент, когда это произошло?

— Как только первый раз пообщался.

— Что ж это было за общение?

— Деталей уже не помню.

— Ни один агент в этом кабинете не был?

— Нет.

— А в прежнем?

— Тоже. Точнее, один-то был — и на этом я с ними закончил.

— Кто в ЦСКА ведет переговоры с агентами? Бабаев?

— Наверное. А футболистам я уже предлагаю нанимать агентов и для семейной жизни. Ну а что? Будет с женой разговаривать, с мамой, папой, советы давать. Какая разница? Агенты все время рассказывают ребятам, как надо жить. Хотя понятно, что цель у этих людей одна — заработать денег. Не кому-то — себе! Других целей не существует. Вот ситуация с Федей Чаловым — яркий пример.

— Удивились, что он в Греции скис?

— А я его предупреждал: «Федя, не делай этого. Не нужно». Ваня Саввиди, хозяин ПАОК, со мной советовался, потом сказал: «Женя, если ты против перехода — тема закрыта». Я ответил: «Нет! Раз Чалов меня не слышит и хочет так — пускай...»

— Папа Чалова уверял, что вы очень добрый человек.

— Да. Но — до определенной грани.

— Когда-нибудь проклинали собственную доброту?

— Я не мыслю такими категориями. Опять же спасибо бабушке, которая говорила: «Сынок, добро всегда делают для себя. Получил удовольствие — ну и хорошо. Принцип: «ты — мне, я — тебе» здесь не работает».

— Ваш бывший вратарь Чепчугов публиковал в соцсетях видео, где ест окурки, несет всякую дичь. Как его в ЦСКА-то терпели?

— Не знаю насчет окурков, но за годы, проведенные в нашем клубе, Чепчугов изменился. Из деревенского мальчика превратился в нормального мужчину. Что с ним произошло дальше, это уже не ко мне.

— Он и в ЦСКА чудил?

— Нет. А то бы ребята сразу поставили на место. Единственное, что вспоминается, — первая поездка Чепчугова в Турцию. Где купил роскошную шубу. Над ним смеялась вся команда.

— Многие говорили — Гинер не переносит алкогольных проявлений у людей.

— Снова вернусь к бабушке. Когда впервые злоупотребил и пообещал ей, что больше к спиртному не притронусь, она ответила: «Сынок, ты что? Надо обязательно выпивать! Просто все должно быть в меру».

— Золотые слова.

— Вот! Так что я не против алкоголя. Но одно дело — позволить себе бокал вина или рюмку водки, и совсем другое — упиться до беспамятства.

— Напившийся сотрудник получал в ЦСКА второй шанс?

— Нет.

— Тут же на трансфер?

— Да. Как говорится — «что занадто, то не здраво».

— А вы всегда меру знали — не считая эпизода в далекой юности?

— После той истории 21 год вообще к алкоголю не прикасался. Я же бабушке слово дал! В дальнейшем мог выпить. Но ни разу не был в состоянии, когда не чувствуешь собственных ног.

— Даже 18 мая 2005-го?

— А какая разница? Чем победа в Кубке УЕФА отличается от дня рождения мамы? Нельзя переходить грань. Ни за столом, ни в отношениях с людьми.

Корни

— Пятнадцать лет назад вы говорили, что мечтаете посетить Галапагосские острова. Удалось?

— Нет. Какие теперь Галапагосы? Чтобы меня оттуда на Украину отправили?

— Вам и в Европу въезд закрыт?

— Да, с 2018-го.

— Тяготит?

— Не особо. Нашу страну объезжаю. Она большая, красивая, много достопримечательностей...

— Последний случай, когда убеждались в собственной сентиментальности?

— Смотрю фильм, вижу, что девушка выходит замуж — сразу на дочь проецирую. И слезы наворачиваются.

— У дочери скоро свадьба?

— Да.

— Вашему сыну Вадиму — 43. А Юлии?

— 27.

— Кто жених?

— Наполовину немец, наполовину перс. Но в нашей семье все говорят по-русски. И он уже язык учит. Когда приезжал в Москву делать предложение, мы на русском общались.

— Вадим-то чем занимается?

— Бизнесом. У него несколько направлений.

— Получается?

— Думаю, да. По крайней мере денег у папы не просит.

— Когда готовились к интервью, с удивлением узнали, что у вас армянские корни.

— Да, по маминой линии. А по отцовской — немецкие.

— В Армении чувствуете себя как дома?

— Бабушка там никогда не была. В 1915 году со своими родителями бежала из Турции, где начался геноцид. Осели в Харькове. А я очень люблю Армению, всегда с удовольствием приезжаю. С такой же теплотой и к Германии отношусь.

— Что немецкого в вашем характере, что — армянского?

— Знаете, у меня когда-то был разговор с Гельмутом Колем. Спрашивает: «Почему не получаешь немецкое гражданство?» Как фольксдойче имел для этого основания, уже и разрешение дали. Отвечаю: «Я — советский человек». Понимаете, к чему веду?<