Президент ПФК ЦСКА Евгений Гинер обозначил позицию клуба по поводу иска Министерства обороны с требованием расторгнуть инвестиционный контракт на строительство армейского стадиона.

– Стадион – с некоторых пор ваша больная тема. Что можете сказать оптимистичного?
– Пока ничего. Я не понимаю логики Министерства обороны. Предположим, что мы не выполнили какие-то обещания, не были соблюдены сроки строительства. Об этом всем можно разговаривать, обсуждать. Будет суд, они объяснят свою позицию. Но я знаю: мы выполнили всё, что обязались. Затянутые сроки? Надо понимать: из четырёх лет инвестконтракта два с половиной года нам не отдавали землю.

– Что говорили?
– "Стройте так". Но это невозможно! Нам даже проект в такой ситуации никто бы не сделал. Инвестиционный контракт был заключён в апреле 2005 года, а бумаги на землю мы начали согласовывать только с августа 2007-го. По щучьему велению, как в мультфильме "Летучий голландец", мы строить не можем. Всему нужно время. Может, Министерство обороны хочет построить стадион само? На здоровье, мы тогда будем его арендовать. Если на сегодняшний день, особенно с учётом кризиса, кто-то хочет заняться строительством, флаг в руки!

– У большого ЦСКА, кажется, возникли вопросы по коммерческим площадям, которые вы собирались использовать?
– Они прописаны в инвестконтракте, как и финансовая составляющая государства, в данном случае Минобороны. Получить немалые деньги от клуба, мне кажется, для министерства в сегодняшнее время было бы не лишним. При этом мы уже передали туда квартир на 4 миллиона долларов.

– Возможно, в Минобороны хотят большей суммы?
– Тогда высказывайтесь, говорите, в устной или письменной форме. В общем, имеет место момент недопонимания. При этом сам министр – абсолютно адекватный человек. Он говорит: "У меня вообще нет никаких претензий. Стройте, я двумя руками "за", и понимаю все временные трудности". Не возьму в толк, почему так действуют его подчинённые.

– В какой момент ухудшились ваши отношения с Минобороны?
– Они не ухудшились. Их просто нет. Они никакие – не плохие и не хорошие. Сейчас в министерстве сказали, что они разрывают контракт. Сделать это можно только через суд. Поэтому они и подали иск. Опять-таки, если у меня будет желание, мы можем судиться и два, и три года. Кто от этого выиграет? Понятное дело, что строиться в этот момент ничего не будет. В конечном итоге возмутятся болельщики. А я не хочу ни скандалов, ни провокаций. Верю, что после первого суда возобладает здравый смысл. Тем более что нами уже вложено в стадион более 1,5 миллиарда рублей. При разрыве инвестконтракта эти деньги нам должны вернуть. Не знаю, где Минобороны их возьмёт.

– У вас самого не было ощущения, что в последние два года стройка шла медленно?
– Она не могла идти быстрее. Во-первых, надо брать в расчёт финансовый кризис. Во-вторых, в декабре 2008 года закончилась аренда на землю. Как я могу строить на чужой земле? А если завтра мне скажут: забери это всё и унеси – я что, буду ломать всё? В сумочку я стадион не запихну. Разговор о продлении аренды начался в мае 2008 года. У нас есть письма о том, что министр не возражает. Но потом землю начали передавать от "Росимущества" Министерству обороны. Процесс затягивался, но мы строили. А в 2009-м действительно начали приостанавливать этот процесс. Что-то сооружать на земле без разрешения собственника – глупость. В итоге примерно в мае прошлого года мы приостановили строительство.

– Подведём итог: внесудебного компромисса достичь нельзя?
– Министр сказал: "Вопросов нет, давайте, договаривайтесь". Но мы пока содействия не видим. Более того, человек из Минобороны, с которым мы до этого вели переговоры, уволился после Нового года. Для компромисса нужно желание двух сторон. Футбольный клуб ЦСКА имеет желание строить дальше и договариваться на нормальных условиях. Другое дело, если от меня потребуют 100 миллионов долларов или 500. Эта земля что – золотые прииски? Или там есть нефтяные скважины? В общем, мы хотели бы дальше работать в условиях старого инвестконтракта.

– Сами не планировали идти в суд?
– Нет. А зачем? Я верю в российский суд. Если туда приедем мы с министром обороны, это не окажется решающим фактором.

– Не абсурдно: ЦСКА судится против ЦСКА?
– Для меня абсурден суд вообще как таковой. Допустим, судятся бывшие муж и жена из-за квартиры. Для меня это непонятно. А для кого-то норма.

– Вам известна позиция мэра Москвы Юрия Лужкова?
– Я не разговаривал с ним на эту тему. Мнение у него может быть такое же, как и у всех здравомыслящих людей: почему так происходит? Но надо понимать, что эта земля федеральная. Юрий Михайлович здесь решает вопросы только архитектурной части, разрешения на строительство, различных согласований.

– Помнится, весной 2007 года мэр присутствовал на закладке первого камня новой арены.
– Наверное, он сейчас точно так же недоволен ситуацией. Знаю, что суд запросил и мнение мэрии.

– Видные люди, допустим, первый вице-премьер Сергей Иванов, который часто ходит на футбол и болеет за ЦСКА, не могут повлиять на ситуацию?
– Я не думаю, что в данном случае следует обращаться к кому-то из влиятельных людей. Надо понимать: на что им надо влиять? Министр обороны не против. Что тогда нужно: сесть и что-то сделать за его подчинённых? Кто это должен сделать: Сергей Борисович? А, может, наш премьер-министр или президент? Повторюсь: я не слышал от министра обороны прямого ответа "нет". Он не говорил: мол, не хочу, чтобы вы строили стадион, а там был бы, допустим, торговый центр или жилье. Тем более что на месте стадиона по российским законам может быть только стадион.

– После того как стало известно об обращении в суд, вы общались с министром?
– Да. Мы обсуждали, разговаривали. Более того, мы предложили четыре пути развития ситуации. Но, наверное, там люди работают, когда им удобно. Или же когда они находят время на нас.

– Армия всегда казалась структурой с жёсткой вертикалью.
– Мне тоже раньше так казалось.

– Вам не странно, что прямая воля министра не соблюдается?
– Странно. Но мы видим то, что видим.

– Договор аренды на землю может быть продлён?
– Конечно. Вообще без вопросов. Другой вопрос, что я опять же не знаю, когда это произойдёт. Мы ждём уже полтора года. Когда последует положительный ответ? Через час? Через день? Или, быть может, через 10 лет?